Нечестивый сику склонился, подставив всё тело под льющийся сверху мерцающий свет, а затем, сдвинув вперёд бёдра, опустил босую ногу на зеркально отполированный пол. Его нагота источала плотское великолепие – приводящее в замешательство совершенство мужественных форм и пропорций. Протянув руку влево, он погладил нечто выгнутое и продолговатое, что, как, приглядевшись, понял Маловеби, было… огромной головой ещё одного инхороя, во всех отношениях подобного Аурангу, за исключением явственной робости. Там, где Военачальник Полчища, казалось, поглощал само пространство вокруг себя, это существо – Ауракс, догадался адепт Мюимаю, – напротив, как бы уклонялось от него, будто даже пустой воздух грозил ему смертельной опасностью. Оно цеплялось за Престол Крючьев так, словно пыталось удержаться от гибельного падения.
– Механизм, – произнёс Анасуримбор Келлхус, – инхороями правил механизм.
Мекеретриг улыбнулся.
– Да. Но инхорои считают, что всё на свете – механизм… в этом отношении они подобны дунианам. Ковчег правил ими лишь потому, что был наиболее могущественным механизмом.
– До Падения.
Не глядя на Анасуримбора, Мекеретриг убрал руку с головы Ауракса, который сперва потянулся следом, словно бы устремляясь за лаской, а затем вновь принял свою жалкую позу.
– Они были сокрушены и понесли потери, – ответил нечестивый сику. – Да. Но сильнее всего они пострадали именно из-за гибели Ковчега. Они стали – как вы их там называете? – паразитами… Да – червями, обитающими в громадном кишечнике Ковчега.
Он встал, являя алебастровое великолепие своей фигуры – красоту, раскрывающую всё убожество дряхлости смертных.
– Именно Силь первым сумел преодолеть оцепенелую одурь, в которую все они впали. Именно он сплотил Божественный Рой. Именно Силь создал это место – сделал его таким, каким оно есть…
– А до Силя, – сказал Святой Аспект-Император, – Ковчег отдавал приказы.
Маловеби поставило в тупик это повторение уже сказанных ранее фраз, пока он, наконец, не понял, что Анасуримбор проверяет древнего эрратика, изучая пределы его поражённой хворью памяти.
Хмурый, подёрнутый поволокой взгляд. Явственные колебания древнего существа.
– Именно Силь поднял Обратный Огонь из Нутра, – продолжал Мекеретриг, – и установил его здесь, дабы все, обращавшиеся к нему, могли постичь Бремя.
– Да… – со странной рассеянностью сказал Анасуримбор. – Причину, по которой все упоминания об этом зале оказались вымаранными из Исуфирьяс.
Представлялось очевидным, что «Обратный Огонь» – это та громадная перевёрнутая жаровня, что висела над ними. И не было сомнений в том, что Анасуримбор, лица которого он по-прежнему не видел, прямо сейчас рассматривает её. Что озадачивало и тревожило адепта Мбимаю, так это торжествующая усмешка, игравшая на губах нечестивого сику…
– Я не могу не завидовать тебе, – сказал Мекеретриг, всматриваясь в призрачные отражения, плясавшие на полированных плитах. – И не могу не скорбеть вместе с тобой. Да… Впервые узреть Обратный Огонь…
Ауракс, задрожавший, как только нелюдь встал с трона, опустил подбородок к ногам и, казалось, захныкал.
– Мы вошли оттуда, – возгласил нечестивый сику. Он шёпотом наворожил нечто вроде квуйянской версии Суриллической точки и взмахом руки швырнул её в указанную сторону. Вспыхнувший белый свет, казалось, превратил обсидиановый пол в какую-то жидкость, а остальную часть помещения наполнил дробящимся хаосом, ибо тысячи сверкающих белых точек заскользили, переливаясь как масло, по хитросплетениям золотых плоскостей. Светоч остановился над первой из шести лестниц, тут же засиявших зловещими отблесками. Первоначально Золотой Зал был чем-то вроде узлового помещения, понял Маловеби, ибо к нему сходилось около дюжины коридоров, которые после катастрофического падения и опрокидывания Ковчега стали лестницами, – шесть из них спускались со следующего этажа по левую руку Анасуримбора, а ещё шесть поднимались с предыдущего уровня справа.
– Нас было трое, – продолжал Мекеретриг, поднимая взгляд к Обратному Огню, – мудрый Мисариккас, жестокий и холодный Ранидиль и я. Мы были осторожны, ибо Силь сумел склонить на свою сторону не только Нин’джанджина, но и вообще всех вироев – народ, известный своей несгибаемой волей! И мы знали, что случившееся как-то связано с этим самым местом.
Нелюдь незаметно бросил взгляд на Анасуримбора – мрачная ирония плескалась в его очах… и удовлетворение.
– Но ничего сверх этого.
Насколько колдун Мбимаю мог различить, Аспект-Император всё ещё продолжал вглядываться в пламя…
Что тут происходит?
– Как же хорошо я это помню! – прохрипел нечестивый сику, подставляя лицо всполохам Обратного Огня, словно лучам утреннего солнца. – Такой… восхитительный… ужас…
Что такое этот Обратный Огонь?
– Мисариккас стоял там, где стоишь сейчас ты… застывший… неспособный оторвать от Пламени взгляда…
Какое-то ужасающее оружие?
– Ранидиль, – на вид всегда такой суровый и высокомерный, упал прямо вон там… и начал рыдать, вопить… ползать на животе и выкрикивать какую-то бессмыслицу!
Означает ли это, что они уже обречены?
– А что сделал ты? – спросил Анасуримбор.
Недостойная мужчины благодарность заполнила Маловеби, просто услышавшего его голос.
Не смотри! – мысленно вскричал он. – Отврати прочь взгляд!
Улыбка, изогнувшая кончики нечеловеческих губ, была столь порочной, сколь адепту Мбимаю никогда ещё прежде не доводилось видеть.
– Почему-то… засмеялся, – фарфорово-бледный лик внезапно нахмурился. – А что же ещё следует делать, узнав, что всё, ради чего ты жил и убивал, – обычная ложь?
Мекеретриг вновь взглянул в Обратный Огонь с таким выражением, будто взирал на что-то священное – и чудесное.
– Рядом с ним я обрёл целостность, – молвил он, глубоко вздохнув. – Стал настоящим.
Анасуримбор оставался таинственно безмолвным – и недвижимым.
Он обманывает тебя! Убаюкивает!
– Тебе бы стоило послушать, как мои братья-ишрои заливались по нашем возвращении соловьями! Мы обмануты! – вопили они. – Обмануты! Мы все прокляты! Обречены на вечные муки! Инхорои говорили правду!
Смех, странный своей слабостью.
– Что за глупцы! Говорить правду – немыслимую, неприемлемую Истину – власти, любой власти, не говоря уж о власти короля нелюдей! О, как же разгневался Нильгиккас! Он потребовал, чтобы я – единственный, кто оставался безмолвным и таинственно-безучастным – объяснил их кощунство и эти святотатственные речи. Я тогда посмотрел на них – Мисариккаса и Ранидиля – и увидел в их глазах абсолютную убеждённость в том, что сейчас я непременно подтвержу их безумные речи, ибо в тот самый миг, когда мы взглянули в это Пламя, мы стали братьями, братьями, объединёнными связями, с которыми ни одна общность костей и крови не стояла и близко. Они смотрели на меня… нетерпеливые… встревоженные и растерянные… и тогда я повернулся к своему мудрому и благородному королю и сказал: «Убей их, ибо они поддались искушению, как поддался некогда Нин’джанджин…»
