А ведь у нее был план!.. Почему все ее планы в последнее время проваливаются?! Она планировала уйти. Или по крайней мере поразить его решимостью и великолепным видом. Багаж собран, Роки Хейз поет «Слово аутсайдера»… Она вовсе не рассчитывала предстать перед ним вот так: в потертых рваных джинсах и старой белой футболке с пятном от кофе. Ну зачем ее тогда понесло в «Старкбакс»?! И где сочиненные ею пункты разговора с ним? Почему она не отправила их себе на почту? Почему они так и остались в ее компьютере на работе?!
— Кэди? — снова произнес он.
Его голос звучал как-то издалека, словно он был, например, на кухне.
Она больше не могла скрывать гнев. Он душил ее. И наконец прорвался.
— Да, я все еще здесь. Но, как видишь, собираюсь уходить, так что ты волен делать что хочешь, — она будто плюнула в Джексона ядом. — Только повесь табличку на дверях, чтобы я могла забрать оставшиеся вещи, ладно?
Он подошел к шкафу — в джинсах, спортивной куртке, рубашке с расстегнутым воротником. До чего же хорош! Это было нестерпимо. Ей бы хотелось, чтобы он превратился в урода, из принца в отвратительную жабу, в ту самую минуту, когда изменил ей.
— Эй… — сказал он так осторожно, словно боялся, что его сейчас проткнут ножом.
Кэди вдруг вспомнились слова Мэдисон. Она сделала глубокий вдох и, отведя от него взгляд, искренне и твердо произнесла:
— Я не в состоянии разговаривать с тобой сейчас.
Она застегнула молнию на сумке, выпрямилась и обула первое, что попалось под руку, — разбитые, изношенные кеды. Сойдет и это.
— Ты куда-то собралась? — озадаченно спросил он.
Она оттолкнула его:
— Мне необходимо уйти.
Он шел за ней.
— Я хотел поговорить с тобой, но все не было случая, — сказал он ей в спину, когда она остановилась у двери.
— У тебя вообще не бывает подходящего случая или времени, чтобы обсуждать неприятности, так что зря ты оторвался от развлечений.
Кэди говорила спокойнее, чем сама ожидала, и гордилась собой. Она решительно открыла дверь.
— Или ты еще кого-то подцепил и решил, что все нормально, само собой рассосется? Послушай, я ухожу. Я не могу…
Не закончив фразы, она вышла из квартиры и пошла по коридору.
Кэди совсем не так представляла себе их встречу, но сейчас действительно не могла ни думать, ни говорить, ни слушать. Единственное, что она понимала, — что больше не хочет быть вместе с Джексоном. Вообще. Никогда. Перед глазами у нее снова стояла та комната в отеле. И Вилла.
Он последовал за ней, обгоняя соседей, возвращавшихся с пробежки, веселых и довольных жизнью, и твердил:
— Я вовсе не хотел, чтобы все вышло вот так… Не уходи. Давай поговорим минутку.
Она продолжала спускаться по лестнице. Отсутствие в доме лифта всегда раздражало ее. Кэди не хотела, чтобы он видел, каково ей тащить свой чемодан по ступеням, поэтому отвлекла его, задав вопрос:
— Мы были вместе тринадцать месяцев. Что произошло?
— Ничего… — сказал он. — Но с Виллой у меня это случилось только раз…
— Не желаю слышать ее имени! — резко оборвала его Кэди.
Они дошли до конца лестницы.
— Прости, — сказал он.
— Почему тебе было так легко любить меня на расстоянии и стало так трудно, когда я оказалась рядом?
Она произнесла это, открывая входную дверь, так тихо, словно разговаривала сама с собой, размышляла вслух.
Дверь захлопнулась прямо перед носом Джексона.
— Не знаю, — сказал он, выходя через секунду.
— Как это — «не знаю»?
Только теперь Кэди почувствовала, что, спускаясь по лестнице, вспотела. Она остановилась у угла, подавая сигнал такси. Он обошел ее и попытался посмотреть ей в глаза, но она отвернулась, выискивая взглядом машину.
— Правда не знаю. Может быть, потому, что я сделал предложение.
— А кто тебя заставлял? Не я. Не я! — вскипела она.
Подъехало такси, но она была настолько распалена, что забыла открыть дверцу и сесть внутрь.
— Все в порядке, — сказал Джексон, щелкнув задней дверью, и такси уехало.
— Вот дерьмо! — выругалась Кэди. — Почему бы тебе просто не позволить мне убраться из твоей жизни ко всем чертям?
Она пошла дальше, сама не зная куда.
— То, что мне на самом деле сейчас нужно, это такси. А не кольцо.
Чтобы избежать расспросов, Кэди продолжала надевать кольцо, когда шла на работу, но накануне ночью она сняла его и оставила на комоде. Тогда-то она и позвонила, рыдая, родителям и брату и, хотя старалась ни с кем не говорить больше десяти минут, довела себя до истерики, которая полностью вымотала ее.
Когда она немного соберется с силами, то обязательно напишет всем друзьям…
— Я подумал, что ты хочешь этого.
— Нет, это кольцо не стоило моих нынешних переживаний. И уж тем более тебе не стоило делать это по принуждению, будто ты заложник.
Она шагала по Дюпон-Сёркл, глядя перед собой. Уже взошло солнце. От влажности тонкая футболка прилипла к телу. Пульс зашкаливал. Она не ожидала, что все так обернется.
— Я никогда не заикалась о помолвке, — с обидой в голосе напомнила она. — Слова не сказала.
Пробегавшие мимо спортсмены уже обращали внимание на ссору — оборачивались, окидывали их взглядами. Если честно, она надеялась, что однажды они обручатся. Можно быть независимой женщиной, но все-таки мечтать о подобных вещах. Но она его не принуждала.
— Возможно, я подумал, что как бойфренд стану лучше, если сделаю предложение? — произнес он.
— Но почему же на тебя это так подействовало?
— Я не знаю. Может, я и не виноват. Наверное, есть какой-то срок годности…
— Что-что?
— Срок годности для отношений.
— Великолепно! Сущий пещерный человек. Какой красивый способ сказать, что не веришь в моногамию! Но, во-первых, это очень скучное оправдание для того, что ты сделал, а во-вторых, заявить об этом следовало до того, как ты попросил меня переехать и выйти за тебя замуж. Как-то я не замечала, чтобы ты исповедовал принципы свободной любви.
Он встряхнул головой:
— Мы можем просто поговорить?
Она перешла улицу, направляясь в парк, посередине Дюпон-Сёркл. Колесики на чемодане скрипели так, что казалось, вот-вот отвалятся. Он шел за ней. Машины гудели, тормозя.
— А чем мы, по-твоему, занимаемся? Мы уже прошли полмили, разговаривая. И я получаю от этого удовольствия еще меньше, чем от сюрприза в Филадельфии.
Он все еще не понимал, куда она идет.
