— Садись! — кивнул он, забирая деньги.
— Куда едете? — поинтересовался я, пристраиваясь на пассажирском сиденье. Тесная машина «жигули»! Это вам не «ауди».
— На Комаровку, — ответил он, глядя в ветровое стекло. — Сало продавать везу. Сам солил.
Хм! А говорит-то с акцентом.
— Издалека будете?
— Из Литвы.
Очень хорошо. Там и вовсе не найдут.
— А с чего в Минск везете?
— У нас столько не дадут — продавцов много.
— И почем просите?
— Двадцать пять рублей за килограмм.
Я присвистнул.
— За день разберут, — усмехнулся он. — Нет у вас такого. Я травки при засолке добавляю, но какие, не скажу. Запах чуешь?
Я принюхался. В салоне вправду пахло одуряюще вкусно. Желудок предательски заурчал.
— Эх, купил бы, только денег нет. На пробежку вышел.
— Поменяю на кроссовки, — предложил он. — У тебя какой размер?
— Сорок четыре.
— Подойдет, — кивнул он. — Три килограмма.
— Да ты что? — возмутился я. — Они новые почти!
— Зато ношеные, — возразил литовец. — Ладно, четыре.
— Шесть!
Торговался я для виду. От кроссовок нужно избавляться — натоптал у «волги». Милиция первым делом возьмется за следы. Найдет самый четкий отпечаток и зальет гипсом. Железобетонная улика. Литовца мне сам Бог прислал. Увезет к себе кроссы — и хрен его найдешь. Только уступить дешево нельзя — заподозрит неладное. К импортным вещам здесь отношение трепетное.
Сторговались возле самой Комаровки. Я получил завернутый в оберточную бумагу увесистый шмат сала и растоптанные рабочие ботинки — не в носках же домой идти. Ботинки относились к категории «говнодавы», причем означенную субстанцию топтали лет десять. В отместку я стребовал с литовца пятачок на метро.
Дверь мне открыла недовольная Вика.
— Ты где был? — набросилась с порога. — Что это за ботинки? Где кроссовки?
— Махнул, не глядя, — объяснил, вручая ей тяжелый пакет. — Это сало эксклюзивного литовского засола. С травами. Отнеси на кухню, а я в душ. Весь продрог!
Скинув говнодавы, я отправился в ванную. Там, стоя под горячими струями, еще раз прокрутил в голове случившееся. Правильно ли я поступил? Может, стоило оставить уголовников в живых? Ага! Они б прочухались и вернулись, да еще б действовали жестче. Могли похитить не меня, а беременную Вику. Следовало сдать их милиции? Еще чего! Я же им обрезом угрожал, и они о том бы рассказали. Да еще бы заявили, что оружие не их. Дескать, завернули в кустики, а тут тип с обрезом. Издевался, приказал водку пить. Зэки не такое сочинят. Мои показания против их троих… Не хочу сидеть в СИЗО. Нет уж! Замочил — и правильно сделал.
В прошлой жизни мне не довелось убивать людей — обошла чаша сия. Здесь же начал. Сожалею ли о том? Да нисколько! Может, зачерствел, насмотревшись на страдания пациентов, может, от того, что убитые не заслуживали сочувствия. Вот только на душе гадостно. Будто раздавил прямо на себе насосавшихся клопов, и от них брызнуло кровью… Я даже взял мочалку и растер тело, хотя никакой крови на нем, конечно, не имелось.
Зайдя в кухню, застал удивительную картину. На столе лежал располовиненный шмат сала, Вика сидела на табурете и держала в руках толстый розовый ломоть, от которого откусывала, словно от дольки арбуза.
— Вкушно! — сказала в ответ на мой изумленный взгляд. — Как догадался, что мне хочется?
— Сердце подсказало, — ответил я и чмокнул ее в макушку. — Кушай, милая, сала много. Пять килограммов.
— Где взял? Ты же бегать вышел? — не отстала любимая. Вот же любопытная!
— Домой бежал, «жигули» рядом остановились, — начал сочинять я. — Водитель попросил дорогу показать — в первый раз в Минске. Зацепились языками. Выяснилось, что литовец. Рассказал, что везет сало на Комаровку. Предложил попробовать, а оно во рту тает. Я не устоял. Денег не было, поменял на кроссы.
— Мог бы забежать за кошельком, — осудила Вика.
— Далеко было. Я по набережной бегал, выскочил на Горького
[82], там литовца и поймал. Ну, а он спешил. Не жалей! Новые куплю. Есть хочу!
Я прошел к холодильнику и достал из него трехлитровую банку с маринованными огурцами и полулитровую с медом. Тещины гостинцы. Огурцы, к слову, она маринует бесподобно. Я разрезал один вдоль, и намазал половинки медом.
— Что ты делаешь? — удивилась Вика.
— Закусон.
— Ты, что, пить будешь? Утром?
— Так сегодня выходной, а я весь продрог. Профилактика простуды.
Я достал из холодильника бутылку «Посольской», свернул пробку и налил себе рюмку. Потянулся к огурцам — оппа! А одной половинки уже нет — Вика дожевывает остатки.
— Вкушно! — смутилась, поймав мой взгляд.
— Ешь! — махнул я рукой и опрокинул водку в рот. Зажевал маринованным огурцом с медом. Хорошо пошло. Так закусывать научился в прошлой жизни. Сочетание соленого и сладкого, да еще под самогон… Я отрезал ломоть сала, бросил в рот. Не соврал литовец — во рту тает. Можно и без хлеба есть, но я все же отчекрыжил себе горбушку. Прожевав, почувствовал, как спадает державшее меня в тисках напряжение. Вика, уловив момент, перебралась мне на колени.
— Может, ты меня обманываешь? — спросила, ткнув в грудь пальчиком. — Не было никакого литовца, а ты бегал к другой?
— Ну, а сало где взял? — хмыкнул я. — И кроссовки почему сменял?
— Ну… — задумалась она и, не найдя ответа, рассмеялась. Обняла за шею и прижалась щекой к щеке. — Я тебя так люблю!
— И я тебя, — ответил, гладя ее по спинке.
Внутренним зрением скользнул ей в живот и рассмотрел там крохотный комочек. А растет малыш! Уже пальчики на ручках-ножках появились. Скоро и толкаться начнет.
И вот тут меня, наконец, окончательно отпустило…
Конец первой книги.
