— Он уже не здесь, Дрейг, — ответила Живущая. — Весной мы вернемся, перенесем его тело в земли ригантов и похороним со всеми почестями.
— Он не хотел идти, не хотел вмешиваться. Лучше бы погиб я.
— Нет, он хотел, иначе не пошел бы. Не ты заставил его сделать это. Он пошел, потому что он твой брат, потому что любил тебя. Он мог уйти в любой момент, но остался. Как и ты, он сам сделал свой выбор. Он не мог поступить иначе.
— Потому что в нас течет ригантская кровь?
— Почти, — сказала она. — Пойдем назад, тебе надо отдохнуть.
Вернувшись, Дрейг лег у костра. Ведунья прикоснулась к его лбу, и он уснул.
— Хочешь тоже уснуть, Чара? — спросила она.
— Пока нет. Я многого не понимаю. Зачем Мойдарту желать смерти Фиргола? Почему Кохланды защищают нас ценой собственных жизней? Что происходит, Живущая?
— За этим стоит не Мойдарт, хотя скоро и он скажет свое слово. Кохланды тоже рождены здесь, Чара. Дрейг думает, что они помогли вам из-за ригантской крови, которая течет и в их венах. На самом деле они сделали такой выбор потому, что слово «ригант» имеет для них особый смысл. Это и честь, и доблесть, и мужество. Риганты — гордый флаг, реющий над армией. Один его вид вдохновляет воинов. А тебя, Чара? Тебя он вдохновляет?
— Я запуталась, — призналась она. — Я не хотела идти с Кохландами в горы, боялась их. А теперь… — Чара вздохнула. — Теперь все изменилось. Я сама изменилась. Мне никогда не забыть то подземелье, никогда, но… Оно больше не властно надо мной. Как будто лица коснулся первый весенний луч, и понимаешь, что зима закончилась.
— Теперь воспоминания о подземелье не будут терзать тебя, — пообещала Ведунья. — За это ты должна благодарить Кохландов.
— Жаль, что из-за этого дара погиб хороший человек, — сказала Чара.
— Тебе пора отдохнуть, — ответила Ведунья. — Завтра вы будете в безопасности.
7
Дуэль подняла популярность Гэза Макона у простых солдат до небывалых высот. Эльдакрский полк внезапно оказался на вершине славы. О трусливом лорде Ферсоне, покинувшем лагерь в тот же день и больше не возвращавшемся, говорили с нескрываемым презрением.
Тело лорда Бакмана перевезли в город Сандакум, где на похоронах король выступил с трогательной речью о заслугах, верности и мужестве умершего генерала. Полк Бакмана передали лорду Кумберлейну, Ледяного Кая назначили лорд-маршалом королевских войск.
Лорд Кумберлейн и Люден Макс подписали зимнее перемирие, большей части войск было позволено отправиться домой с приказом вернуться в части к весне. Нераспущенными остались восемь тысяч человек, часть которых разместилась в Сандакуме, а остальные — в сотнях миль к северу, в Баракуме.
Полку Гэза Макона официально отказали в возвращении на север. Его кавалеристы и мушкетеры получили приказ патрулировать границы нейтральной территории к востоку от Шелдинга, для предупреждения вылазок договорщических застрельщиков. К тому же сейчас, когда кругом царили голод и отчаяние, склады провизии нуждались в охране как никогда. Расквартировать полк оказалось несложно: как и во многих городах центрального Варлайна, здесь нашлось предостаточно опустевших домов.
Нужда, болезни, голод, постоянный рекрутский набор обеими противоборствующими сторонами новых и новых солдат — все это с каждым годом уменьшало население. Прибытие шестисот солдат расшевелило город. Вокруг них закрутилась городская жизнь: начали ставиться спектакли, местные кумушки взялись шить, стирать и латать солдатские вещи, женщины помоложе тоже наперебой предлагали свои услуги. За все это расплачивались деньгами, едой и теплой одеждой.
Гэз Макон договорился с городскими властями о взаимопомощи, установил правила взаимоотношений для горожан и солдат, а также назначил Мулграва капитаном дозора и приказал отобрать в подчинение тридцать человек для патрулирования улиц и поддержания порядка. Задача оказалась непростой: во вторую же ночь пьяные солдаты напали на женщину и подрались с заступившимися за нее горожанами. Мулграв с людьми навели порядок, а с утра собрался трибунал. Женщина подтвердила, что к ней в дом ворвались двое мужчин и попытались ее изнасиловать, соседи сбежались на ее крики, и произошла драка, в которой один из горожан получил ножевое ранение в ногу.
Гэз Макон велел высечь обоих, и сержант Ланфер Гостен привел приказ в исполнение на рыночной площади. Оба — одним из них был Каммель Бард — к концу наказания лишились сознания. Их унесли с площади сослуживцы.
На четвертый день, в сопровождении генерала-интенданта Кордли Лоэна, отряда драгун и двух рыцарей-Искупителей, пришел караван из семидесяти обозов с провизией для нового склада. Встречать их вышел Мулграв. Кордли Лоэна, его дочь и трех слуг направили в уютный домик с видом на мельницу, драгуны повернули обратно в Сандакум, а Искупители, те самые рыцари, которые заряжали пистолеты на дуэли с Ферсоном, направились к Мулграву. Вместо брони на них были священнические черные пальто с вышитым белым древом на стоячих воротниках и обшлагах — многие Искупители принимали сан в первые годы службы.
— Доброе утро, господа, — спокойно сказал Мулграв.
— Доброе утро, — ответил первый, высокий черноволосый воин с глубоко посаженными глазами. — Меня зовут Петар Оломайн, а это мой двоюродный брат, Шолар Астин.
— Рад видеть вас в Шелдинге, — ответил Мулграв.
— Мы едем в храм Солнечной Долины, — сообщил Петар Оломайн.
— Это далеко. Вы остановитесь здесь на ночь?
— Возможно.
Рыцари кивнули на прощание и повернули коней к площади.
Мулграв смотрел им вслед. О Петаре Оломайне он слышал — это был прославленный фехтовальщик, победитель пяти дуэлей, награжден за доблесть в битве при Нолленби. О Шоларе Астине Мулграв ничего не знал, но встречал ему подобных — бессердечных мерзавцев. На ум пришел Эрмал Стэндфаст, священник, спасший ему жизнь. Искупители носили те же знаки духовного сана, изучали те же священные тексты, проходили те же испытания веры. И все же Эрмал жил ради любви, а Искупители любили только убивать. Мулграву казалось это непостижимым.
Тем же вечером он попросил Эрмала разъяснить это затруднение.
— Чему ты удивляешься? — ответил священник, потягивая травяной отвар. — Лучшие вина и кислейший уксус рождаются из одного и того же винограда. Забавно, но если забыть закупорить бутылку, то вино превратится в уксус. К счастью, в этом доме такому не бывать.
— Я вырос в Шелсане, — ответил Мулграв, — там поклонялись Госпоже-в-Маске, проповедовали священность человеческой жизни, говорили, что первые ее последователи не воевали. Они верили в любовь и всепрощение.
— Я тоже.
— Неужели тебя не поражает то, что жители Шелсана погибли не от рук поклонявшихся смерти язычников, а от собственных единоверцев?
— Нет, Мулграв. Хотя и огорчает. Тебе еще снятся кошмары?
