Посвящение
Эту книгу мы когда-то собирались писать вместе с моим другом, замечательным человеком и писателем Алексом Аусваксом. Английский писатель, родившийся в Китае, а затем осевший в Израиле, он искренне любил детективы — и русскую литературу. В своё время именно в его переводах на английский язык вышла книга «Sherlock Holmes in Russia» — рассказы о Шерлоке Холмсе дореволюционных русских писателей П. Орловца и П. Никитина.
Долгое время он редактировал «Red herring» («Красная селёдка»), бюллетень такой уважаемой организации, как «Британская Ассоциация Писателей Криминального жанра». «Красная селёдка» — так на британском полицейском жаргоне называется ложный след, подброшенная улика.
Мы собирались написать две версии книги — для русских (я) и для английских читателей (он).
К сожалению, тяжёлая болезнь помешала реализации проекта. Алекс скончался в Иерусалиме раньше, чем мы приступили к работе. Даже обсудить план книги (двух книг), хотя бы в общих чертах, мы с ним не успели.
Тем не менее, я надеюсь, Алекс был бы доволен тем, что у меня получилось.
Посвящаю книгу «Гении сыска» его светлой памяти.
От автора
Зачем? Правда, зачем?
Я ведь не историк. Я — писатель.
Зачем же я шесть лет (!) корпел над этой книгой, лез в архивы, выписывал книги английских, американских, французских историков, листал газеты XIX века — чтобы… Чтобы что? Чтобы написать историю частного сыска?
Чтобы восстановить биографии знаменитых сыщиков первого призыва?
На самом деле, нет. Именно потому, что я не историк, меня в наименьшей степени интересовала история частного сыска (при том, что так первоначально должна была называться эта книга). Меня интересовало совсем другое.
Будучи страстным любителем детективной литературы — и читателем, и автором нескольких романов и повестей этого жанра, — я постоянно чувствовал принципиальное отличие детективов от прочих жанров литературы, в том числе, и фабульной. Когда это чувство уже нестерпимо жгло моё воображение, я попытался его проанализировать. Результатом стало небольшое по объёму эссе «Баскервильская мистерия». Именно эссе о детективе или даже роман о детективе, потому что ни в малейшей степени я не претендовал в «Мистерии» на объективное исследование истории и природы детективного жанра. Я просто рассказал о своём личном, субъективном отношении — к образам детектива, к его кажущейся простоте, к особенностям композиции и — главное — к поэтической стороне этой, казалось бы, вполне прозаической, массовой литературы.
Странный это жанр, мягко говоря. Ни в одном больше не назовёшь, с точностью до дня, время рождения (20 апреля 1841 года), «родителя» — писателя, впервые написавшего «историю про расследование загадочного преступления», да ещё и во вступлении к первому произведению сформулировавшего жанровую идеологию (Эдгар Аллан По). Ни в одном жанре — прозаическом, по крайней мере, — не обнаруживается такое обилие ограничений (жёсткий канон!
[1]), несмотря на которое жанр продолжает расти, развиваться, радовать поклонников и раздражать противников. В этом с детективом могут сравниться разве что некоторые давно сложившиеся поэтические формы — сонет, классическая баллада, рондо.
Вообще, удивительное дело: постоянные попытки «поверить алгеброй гармонию» имеют место именно в детективном жанре, что, на мой взгляд, парадоксальным образом подчёркивает его родство с поэзией.
Ни один жанр не оценивается по худшим образцам (впрочем, это не я, это английский писатель Й. Филлпотс).
И ни в одном жанре прозаическом не присутствует столько поэзии, не обнаруживается столь много отсылок к фольклору и мифологии, как в детективе.
При чём тут реальная история сыска и личности реальных сыщиков прошлого?
При том, что один из парадоксов детектива заключается в следующем.
Все (подчёркиваю — все!) персонажи детективов являются, в той или иной степени, отражениями мифологических персонажей. Они наделены множеством характерных черт героев низовой мифологии. Таким множеством, что сами порой воспринимается даже не отражениями, а самими героями, лишь слегка гримирующимися под обычных людей. Причём это относится не только к центральным фигурам-антагонистам, сыщику и преступнику. Американский писатель Джеймс Н. Фрай в книге «Как написать гениальный детектив», написанной по результатам нескольких университетских семинаров, указывает на мифологическую природу всех без исключения второстепенных персонажей детективной истории.
И в то же время, центральная фигура детектива, фигура гениального сыщика, имеет в качестве прототипа реальных людей, известных в истории криминалистики. В самом деле, шевалье Дюпен и сыщик Лекок (и Эркюль Пуаро тоже) восходят к монументальной фигуре Эжена Франсуа Видока, неподражаемый Шерлок Холмс — к таинственному сыщику-эмигранту викторианской эпохи Игнациусу Полу Поллаки, бесчисленные герои «крутого» американского (и не только) детектива — к великому и незабвенному Алану Натаниэлю Пинкертону
[2].
А известный популяризатор истории науки Юрген Торвальд в нашумевшей книге «Век криминалистики», многократно издававшейся и переведённой на множество языков, утверждает ещё и об обратной связи детективной литературы и реальной борьбы с преступлениями. Торвальд пишет:
«В Германии так и не зародились свои Сюртэ или Скотланд-Ярд либо иная уголовная полиция, с которой связывались бы какие-либо славные дела или легенды… Но дело заключалось в том, что в Германии тех лет не было ни одного хорошего писателя, достойного сравнения с англичанами Чарльзом Диккенсом, Уилки Коллинзом, позднее с Конан Дойлом или французом Эмилем Габорио, избравшими героями своих произведений детективов…»
[3]
Уникальный случай влияния писательской фантазии на реальность! И связан тоже именно с детективом. А говорят, что литература отражает жизнь…
Вот он, парадокс. С одной стороны — безусловно, мифологическая природа, персонализация страхов и чаяний общества, стихийных сил природы, словом, всего, что воплощается в фольклоре и низовой мифологии. С другой стороны — реальные прототипы со своими, весьма сложными, но всё-таки не придуманными биографиями.
