Что касается Джонатана Уайльда, то сей джентльмен начинал карьеру скупщиком краденого. Уроженец Вулверхэмптона, он в 1708 году, в шестнадцатилетнем возрасте обосновался в Лондоне. Здесь, после краткосрочного пребывания в долговой тюрьме, его криминальный талант развернулся во всей полноте. К превращению одного из многочисленных скупщиков краденого в крупного криминального авторитета, «бизнесмена», приложила руку лондонская проститутка Мэри по прозвищу Модистка, с которой Уайльд свёл близкое знакомство во время заключения. Она познакомила его с лондонскими преступниками и сделала своим помощником (сама Мэри занималась сводничеством и скупкой краденного).
Вскоре Уайльд прибрал к рукам весь бизнес своей подруги, наладил жёсткий контроль над уличной проституцией и попрошайничеством, ему платили дань воры-карманники и ночные грабители.
Особенно привлекало преступников умение Уайльда за взятки вытаскивать своих людей из тюрьмы. В этом ему помогали знакомства среди тюремного персонала, которые он успел завязать ещё во время своего пребывания в тюрьме и которые предусмотрительно поддерживал и после освобождения. Модистку он вскоре выгнал, собственноручно отрезав ей на прощанье одно ухо; сам же Уайльд превратился в настоящего короля преступного мира, Джонатана «Великого».
Правда, как я уже отмечал, он предпочитал называть себя «генералом вороловов».
Случилось это по той причине, что примерно с 1712 года он присовокупил ко всем своим занятиям ещё и ремесло сыщика. В те времена воролов за каждого пойманного и переданного в руки правосудия преступника получал 40 фунтов стерлингов — немалые деньги. Вознаграждение выплачивалось только в том случае, если суд счёл обвинение доказанным. Поэтому воролов стремился не только поймать преступника, но и добыть неопровержимые улики, то есть самостоятельно провести доскональное следствие по совершённому преступлению. Правда, так обстояло дело теоретически. Тому же Уайльду не было нужды проводить следствия — он и без того знал, кто именно из уголовников, подчинённых ему или «боссам» — конкурентам, совершил то или иное преступление. Вопрос заключался лишь в том, считал Уайльд выгодным для себя сдать преступника властям или нет. Как правило, он выдавал тех, кто либо не желал признать его верховенства, либо казался ему «отработанным материалом».
Дело пошло успешно, и в 1715 или 1716 году Уайльд уже открыл в таверне «Герб Купера», совсем рядом с уголовным судом Олд Бейли, «Бюро по возвращению пропавших или украденных вещей». С тех пор в газете «Дейли каррент» регулярно появлялись объявления, в которых Джонатан Уайльд предлагал свои услуги жертвам краж и ограблений. А поскольку такого рода преступления происходили в Лондоне ежедневно и даже ежечасно, то, соответственно, уайльдовское бюро не испытывало недостатка в клиентуре.
Уайльд редко занимался поиском украденного всерьёз. Воры сами несли ему добычу, понимая, что лучше получить хоть что-то, чем по воле всемогущего воролова оказаться в руках правосудия. Существует легенда о том, что выражением «отметить двойным крестом» («double-cross»), то есть, «сдать с потрохами», английский слэнг обязан именно Джонатану Уайльду. В своей приходно-расходной книге он имел обыкновение отмечать чем-то разгневавшего его преступника крестиком. Появление второго креста, перечёркивавшего первый, означало, что Уайльд решил сдать строптивца властям.
Обычно Уайльд просматривал всё ту же «Дейли каррент», раздел объявлений о поиске пропавших вещей, после чего сравнивал разыскиваемые предметы с добычей, принесённой ему его людьми. Далее он давал соответствующее объявление-ответ или отправлял к потерпевшему нарочного с условиями возвращения украденного. Жертвы ограблений готовы были платить треть или даже половину стоимости похищенного, чтобы вернуть золотые часы, жемчужное ожерелье или перстень с бриллиантом.
Совершенно особой статьёй стало хищение и возврат документов. Этот вид имущества открывал перед предприимчивым Уайльдом широкое поле шантажа.
Причём вовсе не было необходимости в реальном хищении документов. Представьте себе, например, появление все в той же «Дейли каррент» от 4 октября 1724 года такого объявления:
«1 октября был утерян блокнот чёрной шагреневой кожи с серебряными уголками и с некоторыми расписками. Указанный блокнот потерялся на Стрэнде, возле таверны «Фонтан», примерно в 7–8 вечера. Если кто-нибудь принесёт упомянутый блокнот господину Джонатану Уайльду в Олд Бейли, то получит гинею в качестве вознаграждения»
[6].
Казалось бы, что тут особенного? Что следует из этого объявления, кроме того, что и сам господин Джонатан Великий, при всём его могуществе, тоже мог оказаться жертвой неразборчивого вора или обстоятельств (ну как и в самом деле потерял)? Ан нет! Вчитываемся — и выясняем следующее. Во-первых, что такое таверна «Фонтан»? Неискушённый современный читатель предположит — обычная таверна, кабак с номерами для постояльцев. Но лондонец двадцатых годов XVIII века был прекрасно осведомлён, что таверна «Фонтан» — бордель, публичный дом, в который респектабельные джентльмены не ходят, а если и ходят, то под чужими именами и, по возможности, не особенно это афишируя. Во-вторых — упоминание расписок означает, что имя человека, посещающего «Фонтан», хорошо известно: расписки, то есть долговые обязательства, подписываются подлинным именем, как же иначе? Ну, а гинея (немалые деньги) — цена сохранения секрета. Итак, некоего господина предупреждают, что его видели в сомнительном месте, что имя его известно, что его похождения могут быть преданы нежелательной огласке, если он не выплатит одну гинею. Кому? Ну, сказано же: Джонатану Уайльду, нашему воролову. Нет, не случайно, совсем не случайно полтораста лет спустя поминал его великий сыщик Шерлок Холмс:
«— Доводилось ли вам слышать о Джонатане Уайльде?
<…>
— Это выдающийся преступник, живший в прошлом веке.
<…>»
… В истории всё движется по кругу — и профессор Мориарти тоже не одинок.
Джонатан Уайльд был тайным заправилой лондонского преступного мира, которому за пятнадцать процентов комиссионных предоставлял свой мозг и организаторский талант»
[7].
Как видим, сэр Артур Конан Дойл открыто признаётся, что его профессор Мориарти появлением своим в известной степени обязан Джонатану Уайльду. Но вот ведь парадокс: не только Мориарти, но и Холмс, при всём рыцарственном характере, в профессиональном смысле приходится родственником знаменитому преступнику.
Уайльд был настоящим стратегом преступности. Весь Лондон был разделён им на округа, и каждый округ закреплялся за кем-либо из «капитанов» — так называл Уайльд своих ближайших помощников. «Капитаны» строго следили за тем, чтобы воры и грабители, «ночной народ», не совершали набегов на чужую территорию и не паслись на чужих угодьях. Ни дать, ни взять — дети лейтенанта Шмидта с их «сухаревской конвенцией». Заметим сразу же, что нарушителей типа Паниковского среди людей Уайльда не наблюдалось. И то сказать, «генерал» был куда строже Шуры Балаганова. Да и механизм воздействия на нарушителей, способы их наказания Джонатан Уайльд отладил превосходно.
