Рассказывая о предтечах сыщиков, я писал об английских «вороловах», многочисленных «мистерах Пичемах», сотрудничавших с властями и заправлявших криминальными сообществами. Именно в деятельности такого рода подозревали и даже обвиняли Эжена Франсуа Видока. В самом деле, если Иван Осипов — Ванька-Каин — мог совмещать уголовную активность с деятельностью сыщика (и тоже весьма эффективной), почему же не мог заниматься тем же бывший «король риска»?
Разумеется, коллегами Видока двигала зависть: по сей день не найдено никакого подтверждения двойной жизни первого начальника Сюртэ. Не было их и тогда. В ответ на очередной донос Анри сказал:
— Видок и четыре его агента в месяц берут полсотни преступников с поличным.
Вас в десять раз больше, так поймайте его и приведите ко мне! Если он ворует и укрывает краденое, вам всем вместе будет нетрудно его накрыть! Вперёд, господа!
Сам же Видок стремился всячески обезопасить себя и своих людей от беспочвенных подозрений. Причём действовал он и тут так же неожиданно, как и при расследовании преступлений. В один прекрасный день начальник Сюртэ приказал всем своим сотрудникам надеть замшевые перчатки.
— Отныне, — сказал Видок, — каждый, кто выйдет на службу без перчаток, будет немедленно уволен без объяснений.
Специалистам сразу стал понятен этот жест. Агенты Сюртэ были в прошлом успешными ворами-карманниками. Карманник, утративший чувствительность пальцев, уже не способен воровать. Приказ Видока именно это и гарантировал: его люди, даже если бы хотели, не могли заниматься кражами в грубых замшевых перчатках. Перчатки стали первой униформой агентов Сюртэ.
Тем не менее, Видок устал от постоянной конфронтации и в 1827 году подал в отставку. Вот текст этого прошения, написанного на имя некоего молодого человека по имени Дюплесси, в том году назначенного начальником второй дивизии — то есть, непосредственным начальником Видока:
«20 июня 1827 года.
Вот уже восемнадцать лет, как я служу полиции с достоинством. Я никогда не получал ни одного выговора от ваших предшественников, потому полагаю, что я их не заслужил. С тех пор, как вас назначили во второе отделение, вот уже вторично вы мне жалуетесь на агентов; но разве я могу держать их под своей властью вне моего бюро? Конечно, нет. Чтобы избавить вас, милостивый государь, от труда вперёд делать подобные упрёки, а себя от неудовольствия получать их, честь имею просить у вас отставки.
Ваш покорнейший слуга.
Подписано: Видок»
[71].
Отставка принята. Когда выходит в отставку чиновник подобного ранга, его награждают орденом или титулом. Видок получил окончательное прощение —1 июля 1828 года верховный суд на торжественном заседании утвердил королевский акт о помиловании Эжена Франсуа Видока — тот самый акт, который Людовик XVIII подписал десятью годами ранее. Тоже своеобразный орден.
Видок становится частным лицом. Именно в это время он пишет свои мемуары (скорее всего, при участии профессионального литератора), ставшие для современников набором сенсаций, а для нас — источником неоценимой информации по истории европейского уголовного мира конца XVIII — начала XIX веков и тогдашних правоохранительных органов. Ну и, конечно же, источником сведений о самом Видоке — создателе первой в Европе уголовной полиции. Издатель выплатил ему 20 тысяч франков за первые три тома. «Записки» стали настоящим бестселлером и принесли издателю колоссальную прибыль. Однако он не захотел увеличить гонорар автору, по каковой причине Видок отказался работать над четвёртым томом. Но, как я уже сказал, и первые три тома представляют собой неоценимый источник информации. Хотя, конечно, жаль, что тайны последних лет пребывания Видока во главе Сюртэ так и не увидели свет.
«Записки Эжена-Франсуа Видока, начальника парижской тайной полиции» почти сразу же были переведены в Англии, а спустя несколько месяцев — даже инсценированы драматургом Дугласом Уильямом Джеральдом: 6 июля 1829 года состоялась премьера спектакля «Видок: шпион французской полиции», поставленного Робертом Уильямом Эллистоном в театре Суррей. Спектакль получил положительные отзывы критиков, в том числе в такой солидной газете, как «Таймс».
После ухода Видока, полицейское руководство с удивлением обнаружило, что хорошее происхождение и безукоризненное (на их взгляд) поведение не заменят профессиональных способностей и таланта.
Париж пережил очередной всплеск преступности, и власти вновь обращаются к старому волку. Во время Июльской революции 1830 года, приведшей к власти «короля-гражданина» Луи-Филиппа, Видока восстанавливают в полиции. Он занимает должность заместителя префекта полиции.
На словах Видок неприязненно относился к политическому сыску. В своих записках он говорит:
«Политическая полиция равносильна понятию об учреждении, созданном и содержимом с целью обогатиться на счёт правительства, постоянно поддерживая его тревоги и опасения; с политической полицией связано также стремление записывать в бюджет тайные расходы, изобретать какое-нибудь употребление для сумм, часто незаконно и непроизводительно взимаемых (налог на публичных женщин и разные другие мелочные повинности), стремление некоторых чиновников придать себе значение и важность, заставляя думать, будто правительству угрожает опасность»
[72].
Тем не менее, с возвращением на службу, ему приходится заниматься неуважаемой сферой деятельности — политическим сыском. Вот один из примеров такого расследования.
Префект Делаво поручил своему заместителю собрать информацию о политиках и общественных деятелях, состоящих в оппозиции к королю и, возможно, готовящих заговор с целью свержения Луи-Филиппа. Эти деятели собирались у некоего барона Мешена, в прошлом — видного чиновника, ныне «заразившегося либерализмом», оставившего службу и окружившего себя врагами престола и церкви.
Понятно, что просто так Видок не мог попасть на очередной приём у месье Мешена. Для начала он свёл знакомство с шеф-поваром барона, выдав себя за его коллегу-кулинара. Уже отмеченное нами обаяние Видока и на этот раз не подвело: повар стал лучшим другом мнимого коллеги, но, несмотря на это, наотрез отказался ввести его в столовую под видом слуги одного из гостей («чтобы насладиться уникальной сервировкой стола»). Но пригласить нового приятеля в кухню и выпить с ним десяток бутылок вина — это с удовольствием.
Через короткое время Видок уже знал биографии всех домашних барона и прислуги. А ещё он услышал множество анекдотов о любимце барона — попугае.
Вот тут-то у него и возникает идея. На следующий день, прилично одевшись, Видок запиской приглашает в кофейню одного из лакеев барона Мешена. На попечении именно этого лакея находится пресловутый попугай. Видок представился фантастическим титулом: господин Ламберт, нотариус-сертификатор. Поразив гостя знанием его жизни и тайных желаний (среди которых были деньги в сумме 500 франков), почтенный нотариус предлагает ему сделку, на первый взгляд, странную. Он просит лакея во время прогулки случайно упустить попугая. Но, чтобы птица не улетела, привязать к ней свинцовую пульку, переданную Видоком: попугай взлетит и тут же опустится. Больше ничего не надо. Оплата — вожделенные пятьсот франков. Деньги эти нужны слуге Мешена для того, чтобы купить добровольца, готового вместо него самого уйти в армию: опекун попугая мечтает жениться, а тут, как назло…
