Таинственный мистер Поллаки
«Мистер Игнациус Поллаки скрывает больше тайн, чем диккенсовский адвокат Токингхорн из «Холодного дома». Поллаки — князь сыщиков и король шпионов.
Ему известны пугающие, жуткие тайны очень многих. Но в его внешности и поведении, на первый взгляд, ничего таинственного нет. Его вполне можно счесть едва ли не самым открытым и прямодушным из всех, с кем вы встречаетесь ежедневно»
[146].
Так начинает свой рассказ о личных впечатлениях от встречи с прославленным детективом журналист Дэвид Кристи Мюррей.
Но тут же замечает:
«Он в полной мере владеет искусством, которым, по слухам, прекрасно владеет Отто фон Бисмарк: сказав всё, не сказать ровным счётом ничего»
[147].
Это интервью для нас особенно интересно, потому что загадочность нашего героя определяется ещё и тем, что он категорически не любил общаться с прессой. В этом он являл собою полную противоположность своему учителю Чарльзу Филду, любившему славу и внимание прессы. Поллаки, напротив, охотно использовал печать, английскую и континентальную, но всячески избегал внимания журналистов к своей персоне. Тем ценнее редкие свидетельства о нём единственного газетчика, с которым он согласился пообщаться — незадолго до того, как решил уйти от дел.
Например, журналист обратил внимание на то, что Поллаки усадил гостя лицом к свету, так что он мог видеть Мюррея, а вот его гостю было гораздо труднее рассмотреть хозяина, оказавшегося в глубокой тени. Правда, детектив тут же извинился, сказав, что вовсе не стремился к подобному эффекту, просто его кабинет устроен таким вот образом.
Даже дом знаменитого сыщика имел своеобразный облик. Он, по словам Мюррея, словно бы вздёрнул плечи, то ли из презрения к окружающим, то ли для сохранения каких-то своих тайн.
Действительно, подавляющее большинство расследований, которыми занимался наш герой, покрыты тайной по сей день. Как уже было сказано, он избегал рекламы, но активно пользовался газетными объявлениями — подобно всем своим коллегам-частным детективам. И в этих объявлениях, благополучно дошедших до нашего времени, Поллаки оставил невероятное число загадок. По сравнению с его объявлениями, объявления, скажем, Чарльза Филда, читаются с той же лёгкостью, что и детские прописи.
Примеры? Сколько угодно. Скажем, как вы оцените вот такую переписку:
«КАМЕННОЕ СЕРДЦЕ. Стоит ли так мучить жертву? Всё будет прекрасно, если вы немедленно встретитесь. Ваше поведение выглядит чрезвычайно подозрительным для тех, кому всё известно. Оно выдаёт стремление ввести в заблуждение. Прежнее ваше поведение имело ту же цель. «Мученик» не может больше выносить таких оскорблений. Адрес прежний: мистеру Поллаки, частное детективное бюро, 13, Паддингтон-грин»
[148].
И далее:
«КАМЕННОЕ СЕРДЦЕ. Пятнадцать лет меланхолии, долгие часы боли и тоски превратили меня в того, каким я сейчас являюсь. Но поскольку предмет нашей любви перешёл в лучший мир, «Каменное сердце» смягчится, если «Мученик», с покорностью, подобающей избранному псевдониму, согласится на условия предыдущего послания мистера Поллаки. Пока это не сделано, ни о какой встрече не может быть речи.
МУЧЕНИК — КАМЕННОМУ СЕРДЦУ. Я принимаю все условия, за исключением той части 5-го параграфа, который относится к «Корке». Я оставила все необходимые документы у мистера Поллаки.
КАМЕННОЕ СЕРДЦЕ — МУЧЕНИКУ. После стольких лет страданий, для чего мне богатство? Поскольку нашего кумира больше нет в живых, я не буду настаивать на принятии 5-го пункта. Пусть наша встреча состоится в приближающуюся годовщину того события, которое навсегда запечатлелось в нашей памяти.
И пусть оно не будет осквернено даже намёком на жадность. Я сообщу мистеру Поллаки время и место нашей встречи»
[149].
При чтении этих объявлений воображение рисует историю, полную страстей и обманов, потерь и обретений, которая вполне заслуживала бы целого романа.
Ещё одна история — всего лишь в одном объявлении:
«ГАСТОНУ. Я наконец-то увидала вас, но, увы, слишком поздно. Я жена другого, и если будет суждено встретиться, то только посторонними. Я умоляю вас вернуть мои письма мистеру Поллаки. Я молю Бога, чтобы вы немедленно уехали за границу и забыли о существовании «Бутона». Прощайте»
[150].
Тут, очевидно, дело связано с шантажом, борьба против которого составила значительную часть славы Игнациуса Пола Поллаки. А вот, похоже, краткий «отчёт о проделанной работе», то ли результат слежки, то ли оценка поведения — от 21 июня 1870 года:
«ТАРТАР. Они выглядят слишком весёлыми для похоронного кортежа. Поллаки, 13, Паддингтон-грин»
[151].
Может быть, действительно оценка лицемерия близких некоему покойнику людей, а, возможно, образное выражение, вроде «пира во время чумы».
Иные его объявления производят впечатление шифрованных шпионских посланий. Вот, например, объявление, появившееся в «Таймс» 10 ноября 1865 года:
«ДИПЛОМАТ. Если бы не стремление осудить, он был бы прав. Между 20 и 23 декабря произошла ошибка из-за неверного представления. 19384. 7254. 293025. 016’ — 34, 930. Намёк на то. Поллаки, 13, Паддингтон-грин»
[152].
Сразу же вспоминается журнал стивенсоновского Билли Бонса с его загадочными записями типа «У Палм-Ки он получил всё, что ему причиталось». Или аналогичная шарада, которую в конан-дойлевской «Долине страха» решает Шерлок Холмс:
«Холмс снова расправил листок на своей пустой тарелке. Я встал и через плечо Холмса стал рассматривать необычную запись:
534 К2 13 127 36 31 4 17 21 41
Даглас 109 293 5 37 Берлстоун
26 37 Берлстоун 9 127 171
— Что вы об этом думаете, Холмс?
— Автор явно пытался передать какую-то секретную информацию.
— Но какой смысл в шифрованном послании, если отсутствует ключ к шифру?»
[153]
