– А для меня? – Гунтур ткнул подругу локтем в бок. – Моя лепешка где?
– Это подарок, – отрезала Мелати. – Когда тебя возьмут в море наравне с мужчинами, я и тебе что-нибудь подарю.
– Я тоже работал со всеми, – пробурчал Гунтур обиженно.
– А я-то? Думаешь, сложа руки сидела?
– Мелати! – раздался женский голос, будто в подтверждение ее слов. Девочка вскочила и поспешила на зов. Для женщин работа была еще не закончена: нужно разобрать улов, пересыпать рыбу солью, разложить по корзинам и приготовить для засушки, чтобы не пропала. Прибрать посуду после того, как все поедят. Да и к завтрашнему дню все переделать.
Хиджу разломил надвое еще теплую внутри ароматную лепешку и протянул половину другу. Они принялись жевать, глядя на отражение огней в смолянисто-черной воде. Разговаривать не хотелось – Хиджу слишком устал, а Гунтуру было обидно и в то же время стыдно за то, что дуется, как несмышленыш. Пора вырасти из детских обид. Хиджу ведь вправду плавает быстрее и ныряет лучше, а его, Гунтура, тоже скоро возьмут в море на равных со всеми. Но почему-то хотелось, чтобы для него Мелати пекла лепешки, а не для Хиджу, которому все равно. Гунтур покосился на друга, с задумчивой улыбкой смотревшего на черную воду за бортом. В чем-то он так и не взрослеет, глупый. Ничего не замечает, кроме своих рыб.
– Я пойду, завтра снова вставать до рассвета, – сказал Гунтур, поднимаясь.
Распрощавшись, они разошлись и скоро заснули спокойным сном людей, не отягощенных заботами и бедами. Гунтур, как всегда, спал крепко, без сновидений – даже небесный гром, который дал ему имя, не разбудит. А Хиджу во сне видел море, прозрачную голубую толщу воды, стайки ярких рыб, снующих в коралловых рифах. В своих грезах он мог дышать под водой, не нужно было подниматься, мучаясь от нехватки воздуха, и он плыл, свободный, долго и далеко, туда, где живут неведомые чудовища и духи, еще немного – и покажется сказочный дворец хозяйки моря, Бору Санианг…
Три дня шла роа-роа в этих водах, и добрым было море к их секахи, одарив богатым уловом. До поздней ночи женщины варили пинданг, на каждой лепа-лепа все свободное место было занято под гере – вялящуюся на солнце рыбу. Теперь, когда пищи хватит надолго, и даже останутся излишки на обмен, старейшины решили отправиться к берегам острова Нуса Нипа, ловить жемчуг и заодно пополнить запасы того, что можно достать лишь на суше. Дукун посчитал лунные дни, проследил за знаками, которые видел в полете птиц и внутренностях рыбы, и одобрил затею. Время было подходящим.
Для Хиджу такая новость значила радость и одновременно беспокойство. То, что старик Кахайя брал его в помощники, вселяло надежду. Быть может, его признают взрослым, пусть даже раньше, чем других. Но пока море не примет его, никто не позволит нырять за жемчугом, а за самовольные попытки он вновь будет наказан. Представив, как его отправят играть с детьми вместо того, чтобы заниматься делом, подобающим мужчине, Хиджу почувствовал, как на глазах выступают слезы от злой обиды. Раньше он любил веселые игры в рифах Нуса Нипа, но не теперь.
Конечно, худшие опасения подтвердились. Хиджу запретили не только нырять за жемчугом, но вообще надолго отдаляться от старших. Как малое дитя, отправили под присмотр женщин и стариков! Казалось, даже солнце смеялось над ним в тот момент. Гунтур и Мелати пытались утешить друга, как могли, но ни плаванье наперегонки в прекрасных коралловых рифах среди разноцветных рыб, ни охота на черепаху, замеченную Гунтуром возле скал, ни добыча перламутра для нового ожерелья Мелати не соблазняли его. Все старания друзей его развлечь лишь еще больше злили и огорчали Хиджу, потому что он видел в них жалость. А Хиджу не хотел, чтобы его жалели.
Утром он поднялся, когда солнце едва-едва выглянуло из-за моря, окрасив его нежно-розовым и золотым. Легкий ветер дышал свежестью, заставляя кожу покрываться мурашками. Все вокруг еще спали. Тихо, чтобы не потревожить их сон, Хиджу отвязал маленькую лодку и, стараясь не плеснуть веслом, отплыл в сторону рифов подальше, к манящей глубине, где ловцы ныряли за жемчугом.
Он добудет большую жемчужину и на глазах у всех вручит ее Мелати. Пусть раньше не получалось, но за последние луны он окреп. Сегодня он сможет. Уложив весло, Хиджу вошел в воду, как в масло, не подняв брызг. Бездна распахнулась перед глазами манящей синью, бросая вызов. Стайка полосатых рыб-бабочек метнулась в сторону, мелькнула серебряно-желтыми пятнами на голубом. Хиджу погрузился до самого дна, шедшего под уклон, и спускался вдоль него, пока не закружилась голова от нехватки воздуха.
Всплыл на поверхность, отдышался и нырнул, теперь уже глубже. Пока ему это давалось легко, но раковин-жемчужниц здесь не было. Еще бы, на такой пустяковой глубине их выловили бы даже неумелые люди с земли. Хиджу осторожно продолжал спуск. Склон становился все круче. Снова наверх – на этот раз аккуратно, медленно, чтобы не получить судорогу, страшную болезнь, убивающую неопытных ныряльщиков. Теперь отдыхать. Лежа на спине, Хиджу расслаблял тело, дышал спокойно, ровно, пока не унялась дрожь нервов. Смотрел, как огненный круг солнца выныривает из моря целиком, вспыхивает сиянием, выкупанный, юный, свежий, ослепительными бликами покрывает поверхность воды до горизонта. Хиджу закрыл глаза, позволяя солнечным лучам касаться лица теплыми ладонями. Пора.
Он перевернулся и дельфиненком ушел под воду. Вниз, туда, где свет растворяется в вечном полумраке. Где мелькают загадочные ультрамариновые тени. Глаза постепенно привыкли, и Хиджу всматривался вперед и вдаль. Так глубоко он никогда не нырял раньше; вода давила на грудь, в ушах появилась тянущая боль. Он замедлил движение, но не собирался сдаваться, и, наконец, увидел ее, свою жемчужницу. Она прилепилась к расщелине в камне, еле различимая в тени, потому не найденная никем до него. Повезло. Хиджу устремился вперед. Резкая боль в ушах – и мир вокруг словно перевернулся. Оглушенный, растерянный, Хиджу все же сумел схватить раковину. Наверх. Не понимая направления, он нашел глазами свет и поплыл к нему, осознавая, что сил не хватает. Быстро. Слишком быстро. Неужели это страх? Разве есть что-то, чего он боится в море?
Внезапно он почувствовал приближение кого-то большого. Понимая, что от акулы ему сейчас не уйти, Хиджу обернулся и увидел очертания человека. Гунтур? Друг подхватил его, помогая всплыть осторожно и медленно, не тратя сил, сберегая дыхание. Они вынырнули, шумно и тяжело дыша, забирались в лодку и повалились на дно. Хиджу стиснул зубы от боли. Перед глазами все плыло.
– Хиджу, что с тобой? – Гунтур коснулся его шеи возле уха, и Хиджу увидел кровь на его пальцах. Улыбнулся.
– Море приняло меня, – собственный голос доносился будто издалека. Гунтур нахмурился.
– Что ты вытворяешь, глупец! – воскликнул он. – Старейшины накажут тебя, и будут правы. Я сам расскажу им обо всем.
Хиджу сунул руку в набедренную повязку, достал раковину. Попросил у Гунтура нож. Тут же прекратив ругаться, тот с восхищением смотрел, как Хиджу вскрывает створки и извлекает гладкую, почти идеально круглую ярко-белую жемчужину. Такие высоко ценились на всех островах.
