Михаил на мгновенье застыл, сам стал похожим на статую.
— Шутишь, — буркнул он.
Стоило взять у врача какой-то документ, но там было не до этого.
— Не шучу!
Михаил смотрел на меня и. кажется, сам не знал что делать. Потом достал телефон, вызвал кого-то.
— Мне нужно поговорить с кем-то из лаборатории, — похоже он вызывал клинику.
— Круз. Фамилия врача Круз, — вспомнила я.
— Мистер Круз на месте? Хорошо, я перезвоню завтра.
Он опустил телефон, посмотрел на меня, словно был готов зачитать приговор. Его лицо исказилось в гримасе.
— Люцифер знал. По крайней мере догадывался, — пробормотал он.
— Мне нужно с ним поговорить…
— А может, он все это подстроил, — Ковальски обернулся, изо всех сил ударил по стене дома. — Он подстроил все. Мы не можем быть братьями! Он заплатил чертовой клинике, трюкач чертов!
— Зачем ему это делать?
Я смотрела на разъяренного Михаила и от всей его злобы мне становилось плохо. Солнце меркло, глаза застилала черная пелена.
— Идем! — крикнул он, направившись в переулок между домами. я последовала за ним, хоть силы были на исходе. Шел он быстро, начал подниматься по белоснежной лестнице, но тут же остановился, обернулся.
— Пошли, — сказал он, немного смягчив тон. — Нам действительно нужно поговорить с Заровым.
***
Заров ждал наверху лестницы. Он стоял рядом с черным грузовиком без окон и объяснял что-то паре мужчин в черных футболках. В итоге они кивнули, принялись что-то вытаскивать из машины.
— Ты мой брат? — спросил Михаил, посмотрев на него так, будто был готов убить на месте.
Заров ответил ему монотонным взглядом.
— Или ты заплатил за то, чтоб в клинике так сказали?
— Нет, — холодно ответил Люцифер. — Ни за что я не платил.
Он выглядел спокойно, но во взгляде зарождалась злоба. Ощущение было такое, будто они вот-вот подерутся.
— Успокойтесь! — воскликнула я, но ни один, ни другой не обращали на меня ни малейшего внимания.
— Ты знал? — словно змея, прошипел Ковальски.
— Знал, что мать родила мальчика после того, как нас разлучили. Но не догадывался, что это ты.
Михаил на мгновенье уставил взгляд в пол.
— А если бы знал?
— Понятия не имею, что было бы тогда, — ответил Люцифер. — А сейчас давай ты мне поможешь. Народ прибывает, представление скоро начнется.
— Ребенок твой! — я посмотрела в глаза Люцифера, и его взгляд немного смягчился. — Он точно твой и ничьим другим быть не может. Может. оставишь все? откажешься от представления?
Заров шагнул ко мне, вздохнул, какое-то время помолчал.
— Я должен завершить начатое, — сказал он, и не показывая никаких эмоций развернулся и ушел.
— Идем. проведу тебя к твоему месту, — предложил Михаил. — Оттуда все будет хорошо видно.
Я молча направилась с ним.
Ковальски вел себя отстраненно, будто обиделся. Он не желал даже смотреть на меня, постоянно отводил взгляд в сторону. Наверное, он уже поверил. что не один, что у него есть ребенок. Может, он хотел после его рождения изменить свою жизнь, перестать бесконечно гнаться за Заровым. Может, он был бы хорошим отцом, но судьба распорядилась иначе и я была этому рада.
Мы снова поднимались по ступеньках, потом прошли через небольшой туннель и я оказалась на круглой смотровой площадке для самых богатых зрителей. Мягкие удобные кресла, перед каждым столик с закусками и вид на весь блеск и нищету города. Тут не было жарко — работал кондиционер, а натянутая матерчатая крыша защищала от солнца.
Рио де Жанейро был отсюда как на ладони. Он стелился от моих ног и до самого горизонта. Деловые центры, хижины, парки, памятники, стадион и порт… Находясь тут можно было почувствовать себя птицей, любующейся всем с высоты своего полета.
Людей тут было мало. Пара-тройка десятков политиков, актеров, бизнесменов, способных оплатить себе билет на лучшие места. Я отвернулась, заметив на себе взгляд Дженнифер Лоуренс. Не так давно хотела быть похоже на неё, но вышло совсем иначе. Лоуренс сразу же отвела взгляд, вернувшись к разговору с Кристофером Ноланом.
Внизу тем временем бушевала толпа. Сторонники Зарова ожидали представления, а противники за охраняемым полицейскими забором, устроили демонстрацию. Ни тем, ни другим не мешало клонящееся к закату, но все еще жаркое солнце, ни зной. Крики звенели в ушах, пока не загремела музыка. заглушив тех и других.
А над всем этим, словно наблюдая, высилась исполинская статуя разведшего руки Иисуса. Христос словно бы говорил "вам в разные стороны, расходитесь".
Я уселась на свое место, рядом со мной сразу же появился облаченный в черную безрукавку поверх белой рубашки официант, предложил меню, но ничего не хотелось. Просто чтоб это представление быстрее закончилось.
Люцифер появился внезапно. Я даже не заметила, как он возник на одной из рук Иисуса. Он был одет в черную рубашку и черные брюки, смотрелся словно пятно на фоне неба. Публика на короткий момент словно зависла, прекратились крики и оскорбления. А потом зрители взорвались аплодисментами, а мое сердце застучало сильнее.
— Добрый вечер, — поздоровался он, и все заворожено смотрели. Даже те, кто были против.
Заров крутанулся, развел руки подобно статуе Христа.
— Сегодня я буду не один, — сказал он. — У меня еще недавно был враг. Он постоянно винил меня в своих неудачах, пытался навредить, но сегодня мы оба узнали. что мы ближе друг к другу чем думали. Возможно. кто-то из вас помнит его. А кто не помнит — знакомьтесь, Михаил!
Как появился Ковальски я тоже не заметила. Будто кто-то просто переключил канал и возник он — в белых брюках и рубашке. Свет и тьма…
Публика снова зааплодировала.
— А теперь немного полетаем, — вступил Михаил. — У Иисуса, кажется, затекли ноги здесь стоять и смотреть на вас. поможем ему вознестись!
Оба иллюзиониста подняли руки кверху и многотонная статуя начала медленно подниматься к небу. Над ней не было вертолетов и это точно не игра света и тени, не голограмма или что-то там еще. Статуя действительно летела!
Публика закричала, взорвалась аплодисментами, кто-то крикнул что-то ругательное. Иисус поднялся так высоко, что я не видела ни Люцифера, ни Михаила. А потом под ней появилось облако дыма, заиграла музыка, и оба брата появились под статуей.
— Как это возможно? Магия? — спросил Люцифер.
— А может, Христос решил вознестись? — добавил Михаил.
— Ни то, ни другое. Потому что никакой магии нет. есть лишь люди, способные на все.
