— Вы в порядке?
— Да, все хорошо.
— А похороны…
— Черт, похороны как похороны. Мне доводилось видеть и
похуже, и получше. Хорошо, что гроб не открывали.
— Сэнди, могу я вам кое-что показать? Вон там. — Он показал
на гараж Б.
— Конечно. — Я встал. — Температура начала опускаться? —
Если да, это тянуло на событие. Прошло уже два года, как температура падала
больше чем на пять градусов в сравнении с наружной. Шестнадцать месяцев с
последнего светопреставления, да и оно состояло из восьми или девяти слабеньких
вспышек.
— Нет.
— Открылся багажник?
— Плотно закрыт.
— Тогда что?
— Лучше я вам покажу.
Я пристально посмотрел на него, и вот тут до меня дошло, что
он очень взволнован. Не говоря ни слова, я решительно пошел к гаражу следом за
сыном моего давнего друга. Из любопытства и предчувствия дурного. Он встал в
позе охранника у одного окна, я — у другого.
Поначалу подумал, что смотреть не на что: «бьюик» на
привычном месте, которое занимал двадцать пять последних лет. Никаких вспышек,
на бетонном полу ничего экзотического. Стрелка термометра — на семидесяти трех
градусах <22,8 градуса.>.
— И что? — спросил я.
Нед радостно рассмеялся.
— Вы смотрите, но не видите! Потрясающе! Я сначала тоже не
увидел. Знал, что-то изменилось, но не мог понять, что именно.
— О чем ты говоришь?
Он покачал головой, улыбаясь во весь рот.
— Нет, сэр. Я в это не верю. Вы — босс, вы — один из трех
оставшихся копов, которые служили здесь, когда появился этот «бьюик», и служат
до сих пор. Все перед вами, смотрите внимательнее.
Я посмотрел снова, сначала прищурившись, потом приложив руки
к вискам, чтобы отсечь дневной свет. В чем-то помогло, но на что я смотрел? На
что-то, маячившее прямо перед моими глазами, но на что именно? Что изменилось?
Я вспомнил вечер в «Кантри уэй», когда пролистывал странички
с названиями песен, которые когда-то мог проиграть давно сломавшийся
музыкальный мини-автомат, и старался выделить самый важный вопрос, который Нед
не решился задать. Вопрос этот как будто всплывал на поверхность, но в
последний момент вновь нырял в глубины памяти. Когда такое случалось, не имело
смысла переть напролом. Такая мысль пришла мне в голову и тогда, и сейчас.
Вместо того чтобы всматриваться в «бьюик 8», я прошелся
взглядом по гаражу, переключился на другое. Начал вспоминать названия песен,
которые забылись, как только вылетели из чартов. «Дитя общества», «Спичечные
мужчины», «Шустрый Джой Смолл»…
…и тут же увидел, что изменилось. Потому что, как он и
сказал, все было у меня перед глазами. На мгновение у меня перехватило дыхание.
Узкая серебряная трещина извивалась на стекле со стороны
водителя.
Нед хлопнул меня по плечу.
— Молодец, Шерлок, я знал, что вы расколете этот орешек. В
конце концов вы же смотрели на нее.
Я повернулся к нему, хотел что-то сказать, вновь повернулся
к окну, чтобы убедиться, что у меня нет галлюцинации. Нет, по стеклу извивалась
трещина.
— Когда это произошло? — спросил я. — Ты знаешь?
— Я фотографирую его на «полароид» раз в сорок восемь часов,
— ответил он. — Конечно, проверю, но готов спорить, что на прошлом снимке
трещины нет. Значит, они. появилась между вечером среды и… — он глянул на часы,
потом одарил меня широкой улыбкой, — ..четырьмя пополудни пятницы.
— Может, даже во время похорон Эдди, — предположил я.
— Да, вполне возможно.
Какое-то время мы молча смотрели на «бьюик». Первым
заговорил Нед:
— Я прочитал стихотворение, которые вы упоминали.
«Чудесный однолошадный фаэтон» <Стихотворение (другое
название «Шедевр декана») написано в 1858 г. Оливером Уэнделлом Холмсом (1809 —
1894), врачом-физиологом, острословом, поэтом, эссеистом, писателем. Выпускник
Гарвардского университета, он стал профессором, потом деканом медицинского
факультета. Ему принадлежит знаменитая фраза: «Налоги — цена, которую мы платим
за возможность жить в цивилизованном обществе».>.
— Правда?
— Да. Хорошее стихотворение. Такое забавное.
Я отступил от окна, повернулся к нему.
— Все произойдет быстро, как в стихотворении. Следующей
разорвется покрышка.., или отвалится глушитель… или хромированная накладка. Вам
приходилось стоять на берегу замерзшего озера в конце марта или начале апреля и
слушать, как трещит лед?
Я кивнул.
— У нас будет то же самое. — Его глаза сверкали, и я вдруг
подумал, что впервые после смерти отца вижу Неда Уилкокса счастливым.
— Ты считаешь?
— Да, только вместо треска льда услышим скрежет ломающихся
болтов и звон разбивающегося стекла. Копы снова выстроятся у окон, словно в
прежние дни.., только на этот раз они будут наблюдать, как гнется и корежится
металл и отваливаются детали. Пока, наконец, автомобиль не превратится в груду
никому не нужного железа. Они будут гадать: порадует ли их «бьюик» еще одним
световым шоу, последним, вроде китайского «Огненного цветка» в конце фейерверка
на Четвертое июля?
— Ты полагаешь, порадует?
— Я полагаю, светопреставления закончились. Думаю, мы
услышим, как что-то громко заскрежещет, после чего сможем вывезти то, что
останется, на автомобильную свалку.
— Ты уверен?
— Нет. — Он улыбнулся. — С этим «бьюиком» никакой
уверенности нет и быть не может. Я научился этому у вас, Ширли, Фила, Арки и
Хадди. — Он помолчал. — И Эдди Джи. Но я буду наблюдать. И рано или поздно… —
Он поднял руку, посмотрел на нее, сжал пальцы в кулак, повернулся к окну. —
Рано или поздно.
Я пристроился к своему окну, приставил руки к вискам, чтобы
отсечь дневной свет. Всмотрелся в почти как «бьюик роудмастер 8». Устами Неда
глаголила истина.
Рано или поздно.
Бангор, Мэн
Бостон, Массачусетс
Наплес, Флорида
Ловелл, Мэн
Отри, Флорида
3 апреля 1999г. — 20 марта 2002 г.
Авторское послесловие
Идеи время от времени сваливаются мне на колени, думаю, под
этими словами может подписаться любой писатель, но с романом "Почти как
«бьюик» все вышло с точностью до наоборот: это тот случай, когда я свалился на
идею. Я думаю, об этом стоит рассказать подробнее, поскольку история может
показаться интересной не только мне.
