— Почти столько же бензина они сожгли, добираясь до нас из
Шиппенвиля, — указал Арки.
— Не говоря уже об оплате затраченного на поездку времени, —
добавил Фил.
— Тони не хотел начинать бумажную волокиту, — пояснил я. —
Не забывай, дела не заводили. У нас был лишь автомобиль. Очень странный
автомобиль, все так, без номерных знаков, без регистрации и, Биби Рот это
подтвердил, без заводского идентификационного номера.
— Но у Роуча были основания предполагать, что водитель
«бьюика» утонул в реке, которая протекала за заправочной станцией!
— Какие основания? — усмехнулся Сэнди. — Пальто водителя
оказалось пластиковым контейнером для мусора. Мало ли какие идеи могли
появиться у Брэдли Роуча.
— Плюс, — вставил Фил, — Эннис и твой отец не нашли на
склоне никаких следов, а трава оставалась влажной. Если бы этот парень
действительно скатился по склону, что-нибудь он бы после себя оставил.
— А главное, Тони хотел, чтобы информация о «бьюике» не
распространялась дальше нашего взвода, — добавила Ширли. — Правильно я излагаю,
Сэнди?
— Да. Таких «бьюиков» нам видеть, конечно, не доводилось, но
в принципе мы вели себя точно так же, как в случаях, когда сталкиваемся с чем-то
неординарным: с гибелью патрульного, к примеру, твоего отца в прошлом году, с
применением патрульным оружия, с несчастным случаем, вроде того, что произошел
по вине Джорджа Моргана, когда он преследовал психа, увезшего собственных
детей.
Какое-то время мы молчали. Копам снятся кошмары, жена любого
патрульного это подтвердит, но вот по этой части Джорджу Моргану, должно быть,
пришлось едва ли не хуже всех. Джордж разогнался до девяноста миль, настигая
этого психа, который поколачивал детей, когда увозил их, заявляя, что в этом
проявляется его любовь, и тут случилось непоправимое.
Джордж практически догнал автомобиль, за рулем которого
сидел псих, и уже собрался прижать его к обочине, когда семидесятилетней
старушке, которая уступала в скорости лягушке, да еще и слепой, вздумалось
перейти дорогу. Ее сшиб бы псих, сойди она с тротуара на тридцать секунд
раньше, но она не сошла. Так что псих проскочил правее, едва не шибанув
правосторонним зеркалом ей по носу. Следом мчался Джордж, и от старушки
осталось мокрое место. Он прослужил в полиции двенадцать лет, не получил не
одного взыскания, дважды поощрялся за храбрость, несчетное число раз отмечался
в приказах. Был прекрасным отцом, верным мужем, и все это закончилось, когда
старушка из Лассбурга выбрала неудачный момент для того, чтобы перейти улицу, и
в результате окончила свою жизнь под колесами патрульной машины Д-27.
Специальная комиссия при администрации штата оправдала Джорджа, и он вернулся
во взвод Д, но работать на патрульной машине ему запретили, по его же просьбе.
То есть комиссия не возражала против того, чтобы он в полном объеме выполнял
свои обязанности, но возникла проблема: Джордж Морган больше не мог сесть за
руль. Даже если жена просила отвезти ее в торговый центр. Его начинала трясти,
а из глаз текли слезы. В то лето он работал ночами, в коммуникационном центре,
а днем тренировал спонсируемую взводом Д детскую команду бейсбольной Малой
лиги, готовя ее к первенству штата. Когда соревнования закончились, он отдал
детям завоеванный кубок и медали, сказал, что очень ими гордится, приехал домой
(его подвезла мать одного из игроков), выпил две бутылки пива, а потом в гараже
вышиб себе мозги. Записки не оставил, копам это не свойственно. Я написал по
этому поводу пресс-релиз. Читая его, вы бы и не поняли, что писал я с
катящимися по щекам слезами. И я вдруг понял, как это важно, объяснить сыну
Кертиса Уилкокса, почему я плакал.
— Мы — семья, — сказал я. — Я знаю, звучит высокопарно, но
это правда. Даже Мистер Диллон это знал, да и ты, полагаю, тоже. Не так ли?
Парнишка кивнул. Естественно. Через год после смерти отца мы
действительно стали для него семьей, которую он очень ценил, которую сам нашел,
которая помогала ему выдерживать боль, вызванную уходом дорогого ему человека.
Мать и сестры любили его, и он их любил, но они как-то сумели приспособиться, а
вот Нед — нет… во всяком случае пока. И потому, что был мужчиной, а не
женщиной. И потому, что ему было восемнадцать. И потому, что не находил ответа
на многие мучившие его вопросы.
— Разговоры и поведение членов семьи за закрытыми дверями и
их поведение и разговоры на лужайке или когда двери открыты — две большие
разницы. Эннис знал, что «бьюик» не такой, как все, твой отец знал, Тони, я.
Мистер Диллон точно знал. Как он выл… — я на мгновение замолчал. Вой этот я
слышал в кошмарных снах. — Но по закону это всего лишь предмет, res
[14]
,
как говорят адвокаты, за которым нет никакой вины. Не могли же мы задерживать
«бьюик» за кражу бензина, не так ли? А мужчина, который попросил наполнить бак,
скрылся в неизвестном направлении и найти его не представлялось возможным. В
крайнем случае мы могли рассматривать «бьюик», как конфискат.
Нед хмурился, как человек, не понимающий то, что слышит. Я
его не винил. Объяснял не так четко, как мне самому хотелось. А может, играл в
давнишнюю знаменитую игру, название которой «Это не наша вина».
— Послушай, — вмешалась Ширли. — Допустим, женщина решила
воспользоваться туалетом на заправочной станции и забыла на раковине
обручальное кольцо с бриллиантом, где его и нашел Брэдли Роуч. Сечешь?
— Секу… — Нед все хмурился.
— И давай представим себе, что Роуч принес его к нам, вместо
того, чтобы положить в карман, а потом сдать в ломбард в Батлере. Мы все
документально оформили, даже сообщили патрульным марку и модель автомобиля женщины,
если бы Роуч назвал их нам… но кольцо мы бы не взяли. Так, Сэнди?
— Так, — кивнул я. — Мы бы посоветовали Роучу дать
объявление в газету. «Найдено женское кольцо. Если вы думаете, что оно ваше,
позвоните по этому номеру и опишите его». На что Роуч мог бы резонно указать
нам, что такое объявление стоит добрых три доллара.
— А мы бы напомнили бы ему, — добавил Фил, — что люди,
которые находят что-то ценное, часто получают вознаграждение, так что, в конце
концов, он мог бы и раскошелиться на три доллара.
— Но, если бы женщина так и не позвонила, — я взял
инициативу в свои руки, — то кольцо стало бы собственностью Роуча. Это
древнейший закон в истории человечества: кто нашел, тот и хозяин.
— Поэтому Эннис и мой отец присвоили «бьюик».
— Нет, — возразил я. — «Бьюик» присвоил взвод Д.
— А как же кража? Вы ее документально оформили?
— Знаешь, — я усмехнулся, — семь долларов — не такие деньги,
ради которых стоит переводить бумагу. Правда, Фил?
— Конечно, — подтвердил Фил. — Но с Хью Босси мы все
уладили.
