— Какая? — спросил Нед.
— Секретность, — ответил Хадди. — Копы умеют держать язык за
зубами, но Керт и Тони не верили, что ученые на это способны. "Посмотрите,
как быстро стараниями этих идиотов атомные бомбы распространились по всему
миру, — как-то сказал Тони. — Мы вот поджарили Розенбергов, но даже недоумки
знают, что и без них русские через пару лет получили бы атомную бомбу. Почему?
Потому что ученые любят болтать. Та штуковина, что стоит в гараже Б, возможно,
не эквивалент атомной бомбы, но кто знает, как все может обернуться. В одном
можно быть уверенным: она не станет чьей-то еще атомной бомбой, пока стоит
здесь, укрытая брезентом.
Но я думаю, что это лишь часть правды. Время от времени я
задавался вопросом, а приходилось ли Тони и отцу Неда говорить об этом.., я про
долгие вечера по будням, когда на дорогах более или менее спокойно, патрульные
кучкуются наверху — кто спит, кто смотрит кино по видику или жует
приготовленный в микроволновке поп-корн, а внизу только двое, Тони и Керт,
сидят в кабинете первого, за закрытой дверью. И вопрос мой в следующем: хоть
раз заходила у них речь о главном, докапывались они до сути — «У нас есть
что-то такое, чего нет нигде, и мы держим его при себе»? Полагаю, нет. Потому
что они все понимали без слов, достаточно было посмотреть друг другу в глаза. И
видели в них одно и то же: желание прикоснуться к чему-то, заглянуть в него.
Черт, да хоть просто ходить вокруг. Это же загадка, тайна, чудо. Но я не знал,
сможет ли этот мальчик принять мои слова на веру. Теперь я понимал, что он не
просто скорбит об отце — злится на него за безвременный уход. В таком
настроении он мог воспринять их поведение как воровство, а вот этого я бы
утверждать не стал. Может, толика правды в этом и была, но далеко не полная
правда.
— К тому времени мы уже знали о светотрясениях, — сказал я.
— Тони называл их «явлениями рассеивания». Он думал, что «бьюик» от чего-то
избавляется, сбрасывает это что-то, как статическое электричество. Помимо
секретности и желания оставить у себя удивительную находку, в конце семидесятых
у жителей Пенсильвании, не только у копов — у всех, был очень серьезный повод
не доверять ученым и инженерам.
— Три-Майл, — кивнул Нед.
— Да. Кроме того, этот автомобиль не только залечивал
царапины и отбрасывал пыль. Он мог еще много чего.
Я замолчал. Слишком уж длинным получался рассказ.
— Давай расскажи ему. — В голосе Арки слышалась злость. — Ты
же сказал ему, что это не пустая болтовня, так давай рассказывай остальное. —
Он посмотрел на Хадди, на Ширли. — Даже о 1988 годе. Да, даже об этом. — Он
замолчал, вздохнул, посмотрел на гараж Б. — Останавливаться слишком поздно,
сержант.
Я поднялся, через автостоянку направился к гаражу Б.
За спиной услышал голос Фила: «Нет, не надо. Не ходи за ним,
парень, он вернется».
И это характерная особенность тех, кто сидит высоко — люди
могут так о них говорить и практически никогда не ошибаются. За исключением
случаев, связанных с инфарктами, инсультами, пьяными водителями. За исключением
случаев, в которых мы, смертные, усматриваем волю Божью. Люди, которые сидят
высоко, которые работали, чтобы усесться на это место, и работают, чтобы
усидеть, никогда не говорят: да пошли вы, — чтобы потом отправиться на рыбалку.
Нет. Мы, эти люди, продолжаем застилать постели, мыть посуду, скирдовать сено и
при этом стараемся изо всех сил. «Ах, что бы мы делали без тебя», — говорят про
таких. Ответ прост: большинство тех, кто говорит, делали бы то же, что и
всегда. Чтобы потом отправиться в ад в деревянном ящике.
Я постоял у ворот гаража Б, глядя через окно на термометр.
Температура упала до пятидесяти двух градусов <10 градусов.>. Все еще не
так плохо, во всяком случае, не ужасно, но достаточно прохладно, чтобы вызвать
у меня догадку: «бьюик» выдаст еще одну или две вспышки, прежде чем угомонится.
Так что сейчас нет смысла накрывать его брезентом. Скорее
всего операцию эту придется повторять.
«Он сдыхает», — вот какой вывод успели сделать Скундист и
Уилкокс на основе многолетних наблюдений за «бьюиком». Сбавляет ход, как плохо
заведенные часы, замедляет скорость, как лошадь, тянущая в гору тяжелый воз,
пикает, как детектор дыма, который уже не может определить изменение
задымленности. Возможно, так оно и было. Возможно — нет. Мы же ничего об этом
не знали на самом-то деле. А говорить себе, что знали, — это всего лишь
стратегия, выработанная, чтобы мы могли жить рядом с неведомым, вызвавшем
слишком много кошмаров.
Тогда
Сэнди находился там, когда все началось, только он один. И в
последующие годы говорил, скорее в шутку, что вся слава первооткрывателя должна
принадлежать ему. Остальные тут же сбежались, но начало видел только Сэндер
Фримонт Диаборн, стоявший у бензоколонки с отвисшей челюстью и плотно закрытыми
глазами, в полной уверенности, что через несколько секунд они все, не говоря
уже об окрестных фермерах, в основном амишей и нескольких неамишей, превратятся
в радиоактивную пыль на ветру.
Произошло это через несколько недель после того, как «бьюик»
привезли в расположение патрульного взвода Д и поставили в гараж Б, — в первых
числах августа 1979 года. К тому времени газетная шумиха, связанная с
исчезновением Энниса Рафферти, начала стихать. Большинство статей об
исчезнувшем патрульном опубликовала «Американ», газета округа Стэтлер, но в
конце июля большой материал на первой полосе воскресного выпуска дала и
«Питтсбург пост-газетт». Заголовок гласил: «У СЕСТРЫ ПРОПАВШЕГО ПАТРУЛЬНОГО
ОСТАЛОСЬ МНОГО ВОПРОСОВ», и ниже: «ЭДИТ ХАЙМС ТРЕБУЕТ ПРОВЕДЕНИЯ
ПОЛНОМАСШТАБНОГО РАССЛЕДОВАНИЯ».
В принципе газеты раскручивали историю именно так, как и
рассчитывал Тони Скундист. Эдит стояла на том, что патрульные взвода Д знают об
исчезновении ее брата гораздо больше, чем говорят, и ее слова цитировали обе
газеты. Но между строк читалось, что бедная женщина тронулась умом от горя (без
упоминания про злость) и искала козла отпущения, дабы свалить на него,
возможно, собственную вину. Никто из патрульных даже не заикнулся об остром
язычке Эдит и ее постоянном поиске недостатков, но соседи Эдит и Энниса
оказались куда более разговорчивыми. Репортеры обеих газет упомянули, что,
несмотря на выдвинутые обвинения, сослуживцы Энниса планируют обеспечить
женщину хоть скромной, но финансовой поддержкой. Черно-белый подретушированный
фотоснимок Эдит в «Пост-газетт» не добавил ей читательских симпатий: выглядела
она вылитой Лиззи Борден <Борден Лиззи Эндрю (1860 — 1927) — вошли в историю
как предполагаемая убийца отца и мачехи из-за наследства. Оправдана судом
присяжных из-за отсутствия прямых улик, но осталась убийцей в глазах соседей и
общественного мнения. До конца жизни подвергалась остракизму жителей городка в
штате Массачусетс, где жила за пятнадцать минут до того, как та схватилась за
нож.
* * *
