— Держи мешок открытым! — просипел Керт, словно человек,
набравший в легкие ароматного табачного дыма и не желающий с ним расставаться.
— Господи, держать это дерьмо так неприятно! Даже в перчатках!
Сэнди вновь раскрыл мешок, тряхнул им.
— Только быстрее!
Керт бросил засыхающее растение в мешок, мерзко зашуршал
пластик. Шуршание это напоминало сухой сдавленный крик, будто кого-то зажали
между двумя досками и безжалостно душили. Все эти сравнения к этому случаю не
подходили, но тем не менее мелькали в голове. Сэнди Диаборн не мог подобрать
слов, чтобы выразить свое отвращение к этим трупным лилиям. К ним и всем
остальным «выкидышам» загадочного автомобиля. Если думать о них слишком долго,
велика вероятность, что в результате можно свихнуться.
Избавившись от цветка, Керт хотел вытереть руки о рубашку,
но в последний момент передумал. Вновь наклонился над багажником и быстро вытер
их о коричневый коврик. Затем стянул перчатки, знаком показал Сэнди, что надо
вновь раскрыть мешок, бросил их к лилиям. Из мешка поднялась волна вони, и
Сэнди подумал о матери, пожираемой раком, которая за неделю до смерти рыгнула
ему в лицо. Инстинктивная, но слабая попытка блокировать это воспоминание,
провалилась.
«Только бы не вырвало, — подумал Сэнди. — Господи, помоги».
Керт убедился, что отснятые «полароиды» заткнуты за пояс,
захлопнул крышку багажника.
— Пора убираться отсюда. Что скажешь, Сэнди?
— Скажу, что это самая дельная мысль, которую ты высказал за
год.
Керт ему подмигнул. Как подмигивают известные остряки, да
только бледность и катящиеся по щекам и лбу капли пота указывали, что ему вовсе
не весело.
— Поскольку сейчас только февраль, у меня еще есть шанс
придумать что-нибудь более дельное. Пошли.
* * *
Четырнадцать месяцев спустя, в апреле 1985 года, «бьюик»
устроил короткое, но яростное светотрясение, самое значительное после года
Рыбы. Интенсивность вспышек опровергла версию Керта и Тони, что со временем
«роудмастер» теряет способность накапливать и выделять прежние объемы энергии.
А вот краткость события, наоборот, подтверждала эту версию. Но с другой
стороны, «бьюик» жил своей жизнью, и любые предсказания основывались не на
знаниях, а на наитии.
— Через два дня после светотрясения, когда стрелка
термометра в гараже Б устойчиво стояла на отметке 60 <15,6 градуса.>,
крышка багажника открылась и из него, будто потоком сжатого воздуха, вынесло
красную палку. Арки Арканян в этот момент находился в гараже, вешал на стену
штыковую лопату и напугался до смерти. Красная палка ударилась об одну из
потолочных балок, с грохотом упала на крышу «бьюика», скатилась с нее на пол.
Привет, незнакомец.
Длиной палка была девять дюймов, с необработанной
поверхностью, толщиной с запястье мужчины, с двумя дырами от сучков на конце.
Энди Колуччи, десять минут спустя разглядывавший палку в бинокль, заявил, что
эти дыры — глаза, а наросты на боковой поверхности — лапка, возможно, поднятая
перед самой смертью. Энди подумал, что никакая это не палка, а красная ящерица.
Вроде «рыбы», «летучей мыши» и «лилий».
В гараж, чтобы подобрать подарок «бьюика», на этот раз вошел
Тони Скундист, в тот же вечер в «Тэпе» он рассказал нескольким патрульным, что
с огромным трудом заставил себя прикоснуться к палке.
— Эта хреновина смотрела на меня. Вот что я чувствовал.
Деревяшка эта или живое существо. — Он налил стакан пива, выпил одним глотком.
— Надеюсь, на том все закончится. Очень на это надеюсь.
Разумеется, не закончилось.
Ширли
Забавно, по каким пустякам фиксируется тот или иной день в
памяти. Та пятница в 1988 году — едва ли не самый ужасный день в моей жизни.
Потом я шесть месяцев плохо спала, похудела на двадцать пять
фунтов, потому что какое-то время не могла есть, но помню его прежде всего по
пустяковому, но приятному поводу. Как день, когда Херб Эвери и Джастин
Айлингтон подарили мне букет полевых цветов. Аккурат перед тем, как весь мир
встал на уши.
Они числились у меня в плохишах, эти двое. Потому что
испортили мне новенькую льняную юбку, дурачась на кухне. Я не имела к этому
никакого отношения, занималась своим делом, пришла за чашечкой кофе. Не обращала
на них никакого внимания, а ведь именно в такие моменты обычно и достается,
правда? Это я про мужчин. Какое-то время они ведут себя нормально, ты
расслабляешься, даже начинаешь думать, что они не лишены толики здравомыслия, и
вот тут они сваливаются на тебя как снег на голову.
Херб и этот Айлингтон ворвались на кухню, как пара жеребцов,
крича о какой-то ставке. Джастин наскакивал на Херба и орал: «Плати, сукин ты
сын! Плати!» А Херб ему отвечал: «Мы же просто дурачились, ты же знаешь, на
деньги в карты я не играю, отстань от меня!» Но оба смеялись. Как
буйнопомешанные. Джастин едва не забрался на спину Херба, руками охватил шею,
делая вид, что душит. Херб пытался освободиться, ни один на меня не смотрел,
возможно, даже не знал о том, что я стою рядом с «Мистером Кофе» в новенькой
юбке. Всего лишь стул или стол, в общем, мебель.
— Осторожнее, шалопаи! — закричала я, но опоздала.
Они врезались в меня до того, как я успела поставить чашку
на стол, и кофе вылился на меня. Блузка-то ладно, она старая, но юбку я надела
в первый раз. Красивую юбку.
Прошлым вечером чуть ли не час ее отглаживала.
Я взвизгнула, и вот тут они перестали дурачиться. Джастин,
правда, еще держал Херба за шею. А тот таращился на меня с отвисшей челюстью.
Херб был хорошим парнем (об Айлингтоне ничего сказать не могу, его перевели во
взвод К в Медию до того, как я успела узнать, что он за человек), но с
раззявленным ртом выглядел он идиот идиотом.
— Ширли, Господи, — выдохнул он. Вы знаете, говорил он, как
Арки, с тем же, только более легким, акцентом — Я тебя не видел.
— Меня это не удивляет, — фыркнула я. — Что это вы ездите
друг на друге? Готовитесь к дерби в Кентукки?
— Ты обожглась? — спросил Джастин.
— Будь уверен, — ответила я. — Эта юбка стоила тридцать пять
центов в «Джей-Си Пенни» <"Джей-Си Пенни" — сеть универсальных
магазинов, принадлежащих одноименной компании.>, и я надела ее на работу в
первый и последний раз. Можешь поверить, я обожглась.
— Слушай, ну, успокойся, мы извиняемся. — В голосе-то
слышится обида. Таковы уж мужчины, такими я их знаю, уж простите за философское
отступление. Если они говорят, что извиняются, ты тут же должна растаять,
потому что это волшебное слово. И не важно, разбили они окно, перевернули
катер, просадили в казино Атлантик-Сити деньги, отложенные на обучение детей.
Получается: «Эй, я же сказал, что извиняюсь, так чего и дальше гнать волну?»
