— Хочется посмотреть, как у тебя получится.
— Правда? — тихим, ровным, еле слышным голосом спросил
Джордж.
И вот тут Брайану Липпи открылась истина. Даже две.
Во-первых, Джордж мог это сделать. Во-вторых, в определенном
смысле, хотел. И Сандра Маккракен все это увидела бы. Негоже позволять своей
сучке видеть, как на тебя надевают наручники. Достаточно того, что она увидела,
как тебя арестовывают.
— Тебе придется иметь дело с моим адвокатом, — пробурчал
Брайан Липпи и залез на заднее сиденье.
Джордж захлопнул дверцу и повернулся ко мне.
— Нам придется иметь дело с его адвокатом.
— Кошмар, — ответил я.
Женщина чем-то ткнула мне в руку. Я повернулся и увидел, что
это уголок закатанного в пластик водительского удостоверения.
— Вот. — Она смотрела на меня. А мгновением позже склонилась
над сумочкой, чтобы на этот раз достать из нее пару бумажных салфеток. Но мне
хватило времени, чтобы решить, что она трезвая. С мертвой душой, но трезвая.
— Патрульный Джейкобю, водитель утверждает, что
регистрационный талон в кабине пикапа.
— Да, он у меня.
Мы с Джорджем встретились у заднего бампера пикапа с этими
идиотскими наклейками «Я ДЕЛАЮ ТО, ЧТО ШЕПЧУТ МНЕ ТИХИЕ ГОЛОСА» и «Я ЕМ
АМИШЕЙ», и я протянул ему регистрационный талон.
— Она подтвердит? — шепотом спросил он.
— Нет.
— Уверен?
— Более чем.
— — Попытайся, — и Джордж вернулся к патрульной машине. Мой
школьный «приятель» начал орать на него, как только Джордж всунулся в окно
водительской дверцы, чтобы взять микрофон. Джордж его проигнорировал, натянул
шнур на полную длину — что разговаривать, стоя на солнце. — База, это Шестой,
как слышите?
Я подошел к открытой дверце кабины пикапа. Женщина затушила
окурок в переполненной пепельнице, закурила новую сигарету. Рука с ней вновь
заходила вверх-вниз. Из-под упавших на лицо волос вырывались клубы дыма.
— Мисс Маккракен, мы собираемся отвезти мистера Липпи в
расположение части, патрульного взвода Д, на холме. Мы бы хотели, чтобы вы тоже
поехали туда.
Она покачала головой и пустила в ход бумажную салфетку.
Наклонялась к ней, вместо того чтобы поднести к лицу, отчего завеса волос
становилась плотнее. Рука с сигаретой теперь лежала на колене, от нее
поднималась струйка дыма.
— Мы бы хотели, чтобы вы тоже поехали, мисс Маккракен. — Я
говорил как можно мягче, стараясь дать понять, что разговор этот останется
между нами. Следуя рекомендациям психиатров и специалистов по семейной терапии,
но что они понимают? Я ненавижу этих сволочей, и это чистая правда. Они —
типичные представители среднего класса, от них пахнет лаком для волос и
дезодорантом, и они твердят нам о рукоприкладстве в семьях и заниженной
самооценке, хотя сами понятия не имеют о таких местах, как округ Лассбург,
вышедший в тираж, когда закончился уголь, а потом повторивший этот маневр,
когда сталь начали закупать в Японии и Китае. Разве такая женщина, как Сандра
Маккракен, хоть раз в жизни сталкивалась с душевной теплотой, заботой,
просьбой, не сопровождаемой угрозой? Может, в далеком детстве, но не в
последнее время.
Вот если бы я схватил ее за волосы, развернул к себе, чтобы
она смотрела мне в глаза, и закричал: "ТЫ ПОЕДЕШЬ!
ТЫ ПОЕДЕШЬ И НАПИШЕШЬ ЖАЛОБУ, ОБВИНИВ ЕГО В НАНЕСЕНИИ
ТЕЛЕСНЫХ ПОВРЕЖДЕНИЙ! ТЫ ПОЕДЕШЬ, ЧЕРТОВА ИЗБИТАЯ СУЧКА! ПАРШИВАЯ ДАВАЛКА! ВОТ
КТО ТЫ! ГРЕБАНАЯ ПОТАСКУХА!" результат мог бы быть иным. Могло сработать.
С ними надо говорить на их языке. Но психиатры и знатоки семейных отношений не
хотят об этом и слышать. Не хотят верить, что есть язык, отличный от того, на
котором говорят они.
Она опять покачала головой. Не посмотрев на меня. Курила и
не смотрела на меня.
— Мы бы хотели, чтобы вы поехали туда и подписали протокол,
в котором будет указано, что мистер Липпи вас избил. Вы должны это сделать,
знаете ли. Мы, мой напарник и я, это видели, мы ехали следом за вами.
— Я ничего не должна, — ответила она, — и вы меня не
заставите. — Она по-прежнему укрывалась за грязными темными волосами, но
говорила тем не менее твердо и уверенно. Знала, что мы не можем заставить ее
выдвинуть обвинение, потому что не раз попадала в подобную ситуацию.
— И как долго вы собираетесь это терпеть? — спросил я.
Нет ответа. Голова опущена. Лицо спрятано. Так, должно быть,
она опускала голову и прятала лицо в двенадцать лет, когда учительница задавала
ей трудный вопрос или когда другие девчонки смеялись над ней, потому что грудь
у нее начала расти раньше, чем у них, и она этого стыдилась. Для этого девочки
и отращивали волосы, чтобы прятаться за ними. Но эти знания не добавляли мне
терпения. Наоборот. Потому что в этом мире человек должен уметь постоять за
себя. Особенно если заступиться за тебя некому.
— Сандра.
Она чуть передернула плечами, когда я назвал ее по имени, а
не по фамилии. Не больше того. Господи, как же они меня злили. Так легко
сдавались. Словно птички, которые не могли подняться в воздух.
— Сандра, посмотри на меня.
Она не хотела, но я знал, что посмотрит. Привыкла делать,
что говорили мужчины. По жизни теперь делала только то, что говорили ей
мужчины.
— Поверни голову и посмотри на меня.
Голову она повернула, но продолжала смотреть под ноги.
Большую часть крови стереть с лица ей не удалось. Лицо мне
понравилось. Симпатичное. И не выглядела она такой дурой, как можно было
подумать, глядя на ее поведение.
Но, видать, ей хотелось быть дурой.
— Я бы хотела поехать домой. — Голос маленького ребенка. — У
меня кровотечение, и мне надо умыться и переодеться.
— Да, я вижу. А что случилось? Ударилась об дверь?
Готов спорить, так и было.
— Совершенно верно. Об дверь. — В ее лице не читалось
воинственности. Она не собиралась есть амишей, как ее бой-френд. Просто ждала,
когда все закончится. Придорожная болтовня — не реальная жизнь. Получать по
морде — вот это реальная жизнь. Заглатывать сопли, кровь и слезы, словно сироп
от кашля, — вот это реальная жизнь. — Я шла по коридору в туалет, а Брай, я не
знала, что он там, как раз выходил, вот и ударил меня дверью…
— И долго это будет продолжаться, Сандра?
— Продолжаться что?
