— Возможно, это хлорин, возможно — нет. Каким бы ни было это
вещество, оно горит и клубы белого дыма движутся в этом направлении. Я на
объездной дороге, что идет вдоль футбольного поля, подъезжаю к школе. Дети
кашляют почище меня, я вижу — несколько человек лежат на земле, включая одну
женщину. Рядом со зданием два школьных автобуса. Я попытаюсь всех вывезти в
одном. Прием.
Я взял микрофон у Ширли.
— Джордж, это Хадди. «Норко» говорит, что горит скорее всего
разлившееся по хлорину горючее. Ты можешь просто увести детей.
На что последовал классический ответ Джорджа Эс,
основательный и уверенный. За этот день он, конечно, получил благодарственное
письмо от губернатора и его фотоснимок украсил первую газетную полосу. Его жена
повесили письмо на стене, забранное в рамочку. Но я не уверен, что Джордж
понимал, а с чего вся эта суета. По его разумению, он просто выполнял свою
работу, делал то, что полагал необходимым и уместным. Есть такое выражение:
нужный человек в нужном месте. Так это про Джорджа Станковски, оказавшегося в
тот день рядом с Потинвильской начальной школой.
— Лучше в автобусе. Быстрее. Это Четырнадцатый. Я — семь.
Вскоре Ширли и я напрочь забыли про Потинвиль; у нас
возникли совсем другие проблемы. Но если вас это интересует, патрульный Джордж
Станковски проник в один из автобусов, взломав двери камнем. Запустил двигатель
«Блю берд» запасным ключом, который нашел прикрепленным скотчем к
солнцезащитному щитку, завел в салон двадцать четыре ученика, кашляющих,
плачущих, с покрасневшими глазами, и двух учительниц. Многие дети не расстались
с незаконченными горшками, вазочками и пепельницами, которые лепили в тот день.
Трое упали в обморок.
Один — в результате аллергической реакции на пары хлорина,
двое — от страха и волнения. Одна учительница, Розэллен Неверс, пострадала
серьезнее. Она лежала на боку, в полузабытьи, хваталась за горло слабеющими
пальцами. Глаза вылезли из орбит, словно белки сваренных вкрутую яиц.
— Это моя мамочка, — сказала одна маленькая девочка.
Слезы катились из огромных карих глаз, но она крепко держала
в руках глиняную вазочку. — У нее астма.
Джордж опустился на колено рядом с женщиной, сунул руку под
шею, чтобы голова чуть откинулась назад, облегчая доступ воздуха в легкие.
Волосы разметались по бетону дорожки.
— У нее есть какое-нибудь лекарство от астмы, сладенькая,
которое она принимает, когда ей становится плохо? — спросил Джордж.
— В кармане, — указала маленькая девочка с вазой. — Моя
мамочка умрет?
— Нет. — Джордж достал ингалятор «Фловента» из кармана
миссис Неверс, прыснул лекарство ей в горло. Она ахнула, задрожала всем телом и
села.
Джордж занес ее в автобус на руках, следуя за кашляющими,
плачущими детьми. Усадил Розэллен в кресло рядом с дочерью, сам сел за руль.
Врубил первую передачу и погнал автобус через футбольное поле, мимо своей
патрульной машины, на объездную дорогу. К тому времени, когда «Блю берд» выехал
на шоссе, дети уже улыбались. Вот так патрульный Джордж Станковски и стал
героем, аккурат в то время, когда те, кто находился на базе, изо всех сил
пытались остаться в здравом уме.
И в живых.
Ширли
Последние слова Джорджа: "Это Четырнадцатый.
Я — семь". Что означало: «Это патрульная машина 14,
Вышел из строя». Я это записала и посмотрела на часы. 2.23 пополудни. Время
хорошо запомнила, как и то, что Хадди, стоявший позади, легонько сжал мне
плечо, должно быть, поддержать: с Джорджем и детьми все будет в порядке.
Двадцать три минуты третьего — именно в это время разверзся ад. Совсем не в
фигуральном смысле.
Мистер Диллон залаял. Не басовито, с достоинством, как
случалось, когда он чуял оленя, зашедшего на поле за зданием, или енотов,
решившихся обнюхать крыльцо. Нет — визгливо, отрывисто, как никогда раньше.
Словно наткнулся лапой на что-то острое и никак не мог освободиться.
— Что за черт? — вырвалось у Хадди.
Мистер Диллон, пятясь, отошел на пять или шесть шагов от
сетчатой двери. Выглядел он, как лошадь на родео, пригибающая голову к земле,
чтобы избежать лассо. Думаю, я сразу поняла, что сейчас произойдет, думаю,
понял и Хадди, но мы просто не могли в это поверить. Даже если бы поверили, не
смогли бы остановить его. При всей своей смирности. Мистер Диллон искусал бы
нас, если б мы попытались. Он продолжал пронзительно тявкать, а из уголков рта
пошла пена.
Помчался к сетчатой двери, набирая ход. Не думая тормозить.
Головой прорвал сетку, частично отодрал ее от нижней части рамы, выскочил на
улицу, по-прежнему тявкая.
Только тявканье это больше напоминало отчаянные крики.
И одновременно в нос ударили сильные запахи; морской воды и
гниющей органики, может, водорослей. Тут же завизжали тормоза, заскрипели шины
по асфальту, кто-то заорал: «Берегись! Берегись!» Хадди побежал к двери черного
хода, я — за ним.
Эдди
Мы испортили ему день, отвезя на базу. Мы заставили его,
хотя бы временно, прекратить избиение своей подружки. Ему пришлось сидеть на
заднем сиденье патрульной машины, где пружины врезаются в зад, касаться
подошвами дорогих сапог наших ковриков, сделанных из специального, устойчивого
к блевотине пластика. Но Брайан заставил нас за это заплатить. В особенности
меня, хотя и Джорджу пришлось его слушать.
Он распевал на свой лад мое имя и ритмично стучал каблуками
по полу. Так иной раз ведут себя на стадионе футбольные болельщики, кричат и
топают ногами. И все время сквозь проволочную стенку смотрел на меня, я это
видел в зеркале заднего обзора, закрепленном между щитками.
— ДЖЕЙК-О-БЮ! — бам-бам-бам!'— ДЖЕЙК-О-БЮ! бам-бам-бам!
— Не хочешь завязать с этим, Брайан? — спросил Джордж. Мы
уже подъезжали к базе. Практически пустой базе. К этому времени мы уже знали о
происшествии в Потинвиле. Что-то сообщила нам Ширли, остальное узнали из
переговоров других патрульных. — От тебя болят уши.
Брайан словно ждал этих слов.
— ДЖЕЙК-О-БЮ! — БАМ-БАМ-БАМ!
Если б он ударил каблуком чуточку сильнее, то наверняка
прошиб бы днище, но Джордж больше не попросил его прекратить это безобразие.
Если тех, кого сажаешь на заднее сиденье, просить угомониться, они только
расходятся. Очень уж хочется досадить копам. С этим я сталкивался не раз и не
два, но не часто приходилось терпеть такое от козла, который в школе выбивал
книги из рук и отрывал карманы от рубашек, не говоря уж про скандирование моей фамилии..,
противно ужасно. Словно переносишься в прошлое на машине времени.
