— Я, конечно, попытаюсь. — Он коснулся моей руки. — Спасибо,
Сэнди.
— Пустяки.
— Если я слишком уж доставал вас насчет…
— Все нормально, — оборвал его я. Он, конечно, доставал, но
ведь ничего не мог с собой поделать. И в его возрасте я наверняка повел бы себя
точно так же, а то и хуже. Я наблюдал, как он идет к любовно восстановленному
«белэру», доставшемуся ему от отца, автомобилю из тех же времен, что и стоящий
в гараже Б «бьюик», но не столь красивому. Миновав половину автостоянки, он
остановился, глядя на гараж Б, и я замер с дымящимся окурком в губах, гадая,
что будет дальше.
Он направился к «белэру» — не к гаражу. Я облегченно
выдохнул. Последний раз затянулся ароматной трубочкой смерти, подумал растереть
окурок об асфальт, но нашел для него место в жестяной банке-пепельнице, где уже
лежало не меньше двух сотен окурков. Другие могли растирать окурки об асфальт,
Арки бы все убрал, не сказав ни слова, но мне этого делать не следовало. В
конце концов я — сержант, человек, который сидит в высоком кресле.
Я зашел в здание. Стефани Колуччи сидела в коммуникационном
центре, пила коку, листала журнал. Увидев меня, поставила коку, и разгладила
юбку на коленях.
— Как дела, милая? — спросил я.
— Ничего особенного. Помехи уходят, но не так быстро, как
бывает после.., одного из этих. Так что связь достаточно устойчивая.
— И что творится в мире?
— Девятый сообщает о пожаре автомобиля на съезде 9
автострады 87. Мак говорит, что водитель — коммивояжер из Кливленда, зол, как
черт, и отказывается пройти на месте проверку на алкоголь. Шестнадцатый заехал
на фордовскую станцию техобслуживания в Стэтлере. Барахлит мотор. Джефф Катлер
в Стэтлеровской средней школе. Там взлом, сработала система охранной
сигнализации. Но он, по сути, лишь наблюдает. Основную работу выполняет местная
полиция.
— Что еще?
— У Пола Лоувинга 10-98, едет домой на патрульной машине, у
сына приступ астмы.
— Вот об этом в рапорте можно и не упоминать.
Стеффи с упреком глянула на меня: мол, сама знаю.
— А что с гаражом Б? — спросила она.
— Ничего, — ответил я. — Ничего особенного. Ситуация
нормализуется. Я ухожу. Если что-то случится, позвони… — Я замолчал, придя в
ужас.
— Сэнди? — спросила она. — Что-то не так?
«Если что-то случится, позвони Тони Скундисту». Вот что я
хотел сказать, словно не прошло уже двадцать лет с тех пор, как я говорил эти
слова Мэтту Бабицки, и сержанта не поместили в Стэтлеровский дом престарелых.
— Все в порядке, — ответил я. — Но если что-то случится,
позвони Френку Содербергу. Его очередь закрывать амбразуру.
— Хорошо, сэр. Спокойной ночи.
— Спасибо, Стефф. И тебе того же.
Когда я выходил из здания, «белэр» медленно катился к
подъездной дорожке, из динамиков гремела песня одной из любимых групп Неда — то
ли «Уилко», то ли «Джейхоукс», Я помахал ему рукой, он — мне. Улыбнулся. Милой
улыбкой. С трудом верилось, что я мог на него злиться.
Я подошел к гаражу и принял позу охранника, ноги на ширине
плеч, руки за спиной, в которой каждый чувствует себя республиканцем,
презирающим бездельников, живущих на пособие в своей стране, и иностранцев,
жгущих американские флаги. Заглянул в окно. «Бьюик» спокойно стоял под горящей
под потолком лампой, отбрасывал тень, словно настоящий, на больших, с белыми
боковинами, покрышках. Видел я и огромное рулевое колесо. К краске не прилипала
пыль, царапины сами по себе затягивались, теперь на это требовалось больше
времени, чем раньше, но результат оставался неизменным. «С маслом порядок», —
крикнул мужчина, прежде чем скрыться за углом автозаправочной станции, то были
его последние слова касательно этого почти как «бьюика», и с тех пор он нисколько
не изменился, совсем как object d'art, каким-то образом оставшийся в
закрывшейся галерее. По моим рукам побежали мурашки, я почувствовал, как сжало
яйца. Во рту появилась горечь, так бывало, когда я вдруг понимал, что в полном
дерьме. «С проблемами разобрался, теперь рассчитываю на джекпот», — любил
говорить Эннис Рафферти. «Бьюик» не гудел, не светился, температура в гараже
поднялась выше шестидесяти градусов, но я чувствовал, как он притягивает меня,
шепотом предлагает зайти и взглянуть на него поближе. «Я многое могу тебе
показать, — нашептывал он, — особенно теперь, когда мы вдвоем». И когда я
смотрел на него, мне открылась истина: я злился на Неда, потому что боялся за
него. Ну конечно. И общение с «бьюиком», ощущение его притяжения в голове.., и
всем телом тоже, позволило это осознать. «Бьюик» порождал чудовищ. Да. Но
иногда все равно хотелось подойти к нему, точно так же, как хочется заглянуть
за край высокого обрыва или в отверстие на срезе ствола пистолета или
револьвера, чтобы увидеть, как оно превращается в глаз. Который смотрит на
тебя, только на тебя и ни на кого больше. И в такие моменты не имеет смысла
искать логику в своих поступках или пытаться понять привлекательность того, на
что так и тянет взглянуть; наилучший выход из такой ситуации — отступить от
обрыва, вернуть оружие в кобуру, уехать из расположения взвода. Подальше от
гаража Б. Туда, где не слышно этого завлекающего шепотка. Случается, что
бегство — оптимальная ответная реакция.
Я задержался еще на мгновение, чувствуя притяжение «бьюика»
головой и сердцем, глядя на его темно-синий капот, хищную радиаторную решетку.
Потом отступил на шаг, набрал полную грудь свежего ночного воздуха и смотрел на
луну, пока полностью не стал самим собой. После чего зашагал к автомобилю, сел
за руль и уехал.
В «Кантри уэй» свободных столиков хватало. Нынче это обычное
дело, даже вечером в пятницу и субботу. Рестораны в «Уол-Марте» и новом
торговом комплексе Стэтлера выводят из игры аналогичные заведения в центральной
части города точно так же, как новый многозальный кинотеатр на шоссе 32 вывел
из игры «Джем тиэтрэ».
Как обычно, люди оборачивались, когда я вошел в зал.
Только видели они, разумеется, форму. Два человека, один —
помощник шерифа, второй — окружной прокурор, поздоровались и пожали мне руку.
Прокурор спросил, не составлю ли я компанию ему и его жене, но я с
благодарностью отказался, сославшись на то, что у меня деловая встреча. От
мысли, что снова придется говорить, пусть и о пустяках, мне стало дурно.
Я сел в одну из кабинок у дальней стены, и Синтия Гаррис
подошла, чтобы взять заказ. Симпатичная блондинка с огромными прекрасными
глазами. Когда я вошел, она готовила кому-то сандей, и я заметил, что она
успела расстегнуть верхнюю пуговичку блузки после того, как отдала мороженое и
принесла мне меню, чтобы я мог полюбоваться маленьким серебряным сердечком у
нее на шее. Меня это тронуло. Я очень надеялся, что сие — знак внимания ко мне,
а не к моей форме.
