— Что случилось?
— Ничего.
— То же самое сказал и он. — Она указала на «белэр» и
скрылась за дверью.
В пульсирующем свете «мигалки» я побежал к сдвижным воротам
гаража Б: так много самых напряженных моментов моей жизни освещалось
«мигалками». У Джона Кью на дороге пульсирующие огни всегда вызывают страх. Он
понятия не имеет, что эти огни делают с нами. И что нам доводилось видеть под
ними.
По ночам мы всегда оставляли свет в гараже, но он был ярче,
чем это могла дать одна-единственная лампочка. Я увидел, что боковая дверь
открыта. Уже повернул к ней, но потом передумал. Решил сначала взглянуть на
игровую площадку.
Больше всего я боялся, что увижу только «бьюик». Но меня
ждало еще более жуткое зрелище. Мальчишка сидел за огромным рулевым колесом «роудмастера»
с раздавленной грудью. По рубашке расплылось кровавое пятно. Ноги у меня начали
подгибаться, но тут до меня дошло: я вижу не кровь. Скорее всего не кровь.
Очень уж ровные у пятна края. Верхний, чуть пониже круглого выреза на футболке
— прямая линия.., и углы.., ровные прямые углы…
Нет, не кровь.
Канистра, из которой Арки заливал бензин в газонокосилку.
Нед шевельнулся, и в поле моего зрения попала его рука.
Движения медленные, как во сне. В руке — «беретта». Он
хранил оружие отца в багажнике «белэра»? Может, даже в бардачке?
Я решил, что это не важно. Он сидел в ловушке с канистрой с
бензином и пистолетом. «Умрет или вылечится», — мелькнуло в голове. Мне никогда
не приходило в голову, что первое и второе могли совместиться.
Он не видел меня. А должен был: моя белая испуганная
физиономия отчетливо просматривалась сквозь стекло на фоне ночи. И он не мог не
видеть вспышки «мигалки» на крыше моего автомобиля. Но не видел. Его
загипнотизировали, точно так же, как Хадди Ройера, когда Хадди решил забраться
в багажник «роудмастера» и захлопнуть крышку. Даже снаружи я чувствовал
воздействие «бьюика». Бьющий в нем пульс. Исходящую из него энергию.
Вроде бы он даже что-то и говорил. Может, насчет слов я себя
накрутил, впрочем, значения они не имели: воздействовал на нас именно пульс, он
бился в тех, кто служил во взводе Д в момент появления «бьюика». Некоторые, в
том числе и отец мальчика, ощущали его сильнее, чем остальные.
«Заходи или держись подальше, — сказал голос, звучащий в
моей голове, с леденящим душу безразличием. — Я возьму одного или двоих, потом
засну. Еще многое натворю, прежде чем угомонюсь навсегда. Один или двое, мне
без разницы».
Я вскинул глаза на круглый термометр, подвешенный на
потолочной балке. Когда я уезжал в «Кантри уэй», стрелка стояла на 61 градусе,
теперь температура упала до 57 <соответственно 16,1 и 13,9 градуса.>. Я
буквально видел, как движется стрелка, и сразу вспомнил эпизод из прошлого,
причем столь ярко, что даже испугался.
Случилось это на скамье для курильщиков. Я курил, Керт
просто сидел. Скамья для курильщиков приобрела особый статус после введения
запрета на курение в помещениях.
Там мы обсуждали детали расследований, который вели,
утрясали конфликтные ситуации, связанные с графиком выхода на службу, говорили,
чем будем заниматься после выхода на пенсию, обсуждали варианты страховки и
житейские дела. На этой скамье Карл Брандейдж рассказал мне, что от него уходит
жена и забирает детей. Голос его не дрожал, но по щекам катились слезы. Тони
сидел на этой скамье между мной и Кертом («Христос и два вора», —
прокомментировал он с саркастической ухмылкой), когда сообщил нам, что, уходя в
отставку, будет рекомендовать меня на свое место. Если, конечно, на то будет
мое желание. Блеск в его глазах указывал, что о наличии у меня такого желания
ему известно. Кертис и я тогда молча кивнули. И именно на скамье для
курильщиков у нас с Кертом состоялся последний разговор о «бьюике 8». И как
скоро после него Керт погиб? Внутри у меня все похолодело: в тот же день.
Неудивительно, что это воспоминание повергло меня в ужас.
«Он мыслит? — спросил Керт. Я помнил, как яркие лучи
утреннего солнца били ему в лицо, и вроде бы бумажный стаканчик с кофе в руке.
— Он наблюдает и мыслит, выжидая, выбирая удобный момент ?»
"Я почти уверен, что нет, — ответил тогда я и почему-то
встревожился. Потому что слово почти охватывает очень многое, не так ли?
Пожалуй, есть только одно слово, которое охватывает большую территорию — если.
"Он устроил самое эффектное шоу именно в тот момент,
когда база практически пустовала, — сказал тогда отец Неда.
Задумчиво. Поставил стаканчик с кофе на скамью, чтобы
повертеть в руках стетсон, по давней привычке. Если я не ошибся насчет дня,
менее чем через пять часов этот самый стетсон, весь в крови, слетел с его
головы и приземлился в придорожных сорняках, где его и нашли среди оберток от
гамбургеров и пустых банок из-под колы. — Словно он знал.
Словно способен думать. Наблюдать. Выжидать".
Я рассмеялся. Есть, знаете ли, такой смех, в котором веселье
отсутствует напрочь. Сказал ему, что он совсем свихнулся с этим «бьюиком».
Добавил: «Ты еще скажи, что он выстрелил лучом или чем-то еще, чтобы заставить
грузовик-цистерну „Норко“ врезаться в тот день в школьный автобус».
Он промолчал, но в глазах стоял вопрос: «Откуда ты знаешь,
что не выстрелил ?»
А потом я задал детский вопрос. Спросил…
«Может, тебе следует найти подмогу, — зашептал голос в
голове. По звуку — мой голос, но я знал, что это не так. — Может, в здании
кто-то есть. На твоем месте я бы проверил. Мне-то в принципе это не важно.
Главное для меня — напакостить, прежде чем заснуть. Все прочее меня не волнует.
А почему? Потому что я могу напакостить.., именно потому, что могу».
Подмогу.., не такая уж и плохая идея. Видит Бог, меня трясло
при мысли о том, что придется в одиночку входить в гараж Б и приближаться к
«бьюику» в его теперешнем состоянии. Идти заставляло лишь осознание того, что я
приложил к этому руку. Был среди тех, кто открыл ящик Пандоры.
Я побежал к будке, не остановился около распахнутой боковой
двери, хотя учуял сильный запах только что разлитого бензина. Я знал, что он
сделал. Оставалось только понять, сколько именно бензина он вылил под
автомобиль и сколько осталось в канистре.
На двери в будку висел замок. Многие годы мы его не
запирали. Сцепляли лишь две металлические скобы, чтобы дверь не распахивало
ветром. Замок не заперли и в эту ночь.
Клянусь, это правда. Конечно, было темно, все-таки не
полдень, но лунного света хватало, чтобы я ясно видел замок.
И когда потянулся к нему, свободный конец стальной дужки
скользнул в отверстие и раздался едва слышный щелчок.
