Ардлин знал, что исцеление поврежденного глаза ненамного уменьшит коралл — повреждение коснулось лишь крохотной доли глазного нерва. Держа коралл над правым глазом спящего Бруна, Ардлин привычно сосредоточился — и ощутил, как коралл в его руке теплеет. Подняв веко, он вынул круглую увеличительную линзу и осмотрел глаз. Совершенно здоров, заключил Ардлин. Однако же он сулился вставить на место простого глаза волшебный, а стало быть, понадобится совсем небольшое заклятьице, дабы изменить цвет радужной оболочки глаза. Зеленый вполне подойдет, решил Ардлин. Вновь держа коралл над глазом Бруна, он начал произносить одно из Пяти Заклятий Авеи — Заклятие Изменения. Ардлин был уже близко к концу, когда услышал за стеной шаги и скрип приоткрывающейся двери. В панике он поспешно, почти шепотом договорил слова заклятия. Коралл обжег его руку почти нестерпимым жаром.
У Ардлина отвисла челюсть. Разжав пальцы, он уставился на порозовевшую ладонь.
Коралл исчез.
Но это же невозможно! В камне оставалось еще довольно силы, чтобы исцелить два, а то и три десятка больных. Как могло истощить его такое простенькое преображение? Ардлин слышал голос Тарантио, но был так потрясен, что не понимал ни слова. Мечник терпеливо повторил вопрос:
— Ты исцелил его, колдун?
— Что? Ах да. Конечно. — Ардлин поднял веко Бруна. Правый глаз юнца сиял золотистым светом, зрачка вовсе не было видно. Ардлин изумился не на шутку, но и вздохнул с облегчением. Как же он совершил такую ошибку? И будет ли юноша видеть? На лбу колдуна выступил крупный пот.
— Что это ты так взволновался?
— Взволновался?! Ты только что стал свидетелем того, как закончилась моя карьера целителя. У меня был волшебный камень, но теперь он исчез, его сила иссякла. И все это за десять золотых! — Ардлин горько рассмеялся и покачал головой. — Один человек как-то заплатил мне тысячу, чтобы исцелить покалеченную руку. И это потребовало куда меньше магической силы, чем глаз твоего друга…
Ардлин тяжело вздохнул и смолк, глядя, как Тарантио отсчитывает монеты и кладет в его протянутую ладонь.
— Скажи-ка, мечник, — проговорил он, — отчего ты был так уверен, что я соглашусь на такую жалкую плату?
— Оглянись вокруг, колдун, — ответил Тарантио. — Этот огромный дом совершенно пуст. На коврах остались вмятины в тех местах, где когда-то стояла мебель. Ты бедней последнего нищего, а потому тебе несподручно торговаться.
— Печально, но так, — признал Ардлин. — Однако не жестоко ли в такие времена пользоваться несчастьем ближнего? Работа, которую сделал я для твоего друга, стоит куда больше десяти золотых монет. У него теперь глаз орла.
— Что ж, может, и так, — согласился Тарантио. — Но таковы были условия нашей сделки. И я не намерен их изменять.
Лицо Ардлина, и без того худое, уныло вытянулось.
— Тарантио, мне позарез нужно уехать из города. Этих денег хватит, чтобы оплатить место на корабле, выходящем из Лоретели — но мне не на что купить коня, чтобы добраться туда. Умоляю тебя — сжалься! Это вопрос жизни и смерти.
В эту минуту Брун проснулся и, моргая, сел.
— Я все вижу! — восторженно завопил он. — Даже лучше, чем прежде! Ух ты! — Бросившись к окну, он уставился на деревья. — Я могу сосчитать на них все листочки!
— Это хорошо, — сказал Тарантио. — Очень хорошо. Он повернулся к колдуну и с минуту стоял молча. Затем лицо его смягчилось, и он улыбнулся.
— Ступай к купцу по имени Ландер. Скажи ему, что это я тебя послал. Пускай даст тебе денег на доброго коня и припасы в дорогу.
— Спасибо тебе, — смиренно проговорил Ардлин. — И позволь мне в знак благодарности дать тебе совет. Беги, Тарантио! Беги из этого города. Он обречен.
— Армии Ромарка не станут осаждать Кордуин, — пожал плечами Тарантио. — Это слишком дорогое удовольствие.
— Мечник, я говорю не о мелких человеческих сварах! Дароты вернулись. ***
Карис, Кэпела и мальчика по имени Горан провели в личные покои герцога. Правитель Кордуина с того времени, когда Карис видела его в последний раз, сильно постарел. Его редкая, коротко подстриженная бородка была обильно сбрызнута сединой, однако черные, под тяжелыми веками глаза оставались все так же трезвы, настороженны и разумны. Покуда Кэпел докладывал о случившемся, герцог сидел в кресле с высокой спинкой, сложив на коленях хрупкие руки, и молчал. Затем он обратил свой зоркий хищный взгляд на Карис.
— Ты все это видела? — спросил он.
— Я не видела, как напали на его людей, не видела, как взошла черная луна. Зато я видела даротов. Государь, Кэпел говорит правду.
— Ас чего это ты вдруг оказалась в моих землях, Карис? Разве ты не служишь Сарино? — Герцог едва ли не выплюнул это имя.
— Служила, государь. — Карис рассказала об опытах Сарино с Жемчужиной и о явлении призрачного эльдера. — Он предостерег Сарино, что на волю может вырваться великое зло. Сарино не стал его слушать. Думаю, государь, что это великое зло и есть дароты.
Повернувшись к слуге, застывшему около герцогского кресла, герцог велел созвать совет. Слуга опрометью выбежал из комнаты.
— Всю свою жизнь, — сказал герцог, — я изучал историю. Историю и легенды. И частенько гадал, где кончается первое и начинается второе. И вот теперь благодаря безумному честолюбию Ромарка я это наконец узнаю.
Поднявшись с кресла, он подошел к книжным шкафам, которые стояли вдоль всей стены, и снял с полки толстый, переплетенный в кожу том.
— Ступайте со мной в Зал Совета, — сказал он. И с книгой под мышкой направился к двери, но там остановился и выжидательно замер. На миг, казалось, государь Кордуина растерялся. Карис спрятала улыбку, мысленно гадая о том, когда в последний раз герцогу приходилось самому открывать дверь. Затем она обогнала герцога и распахнула перед ним дверь. Герцог уверенным шагом вышел в коридор и повел их в недра дворца. В Зале Совета стоял большой прямоугольный стол, а вокруг него — кресла для тридцати советников. Герцог сел во главе стола, раскрыл книгу и углубился в чтение, водя пальцем по строчкам. Карис, Кэпел и мальчик Горан безмолвно стояли рядом с ним.
Скоро появились первые советники, но они не стали беспокоить герцога, а просто молча сели на свои места. Постепенно зал заполнился. Последним явился мечник Вент, герцогский боец. В модной тунике из тонкой кожи, расшитой серебром, он был все так же неотразим, как помнилось Карис. Правда, в их предыдущую встречу у него не были выбриты волосы над ушами, а в левом ухе не красовалась пара серебряных сережек — ну да модные веяния у аристократов своенравней, чем весенняя погода. Увидев Карис, Вент широко улыбнулся ей и отвесил изысканный поклон.
— Всегда рад тебя видеть, госпожа моя, — проговорил он. Герцог поднял голову от книги.
— Ты опоздал, Вент.
— Прошу прощения, государь. Я как раз направлялся на поединок, но прибыл сюда так быстро, как только смог.