Дуводас не стал торопиться. Открыв свои мысли, он потянулся к толпе даротов — и ощутил ее слитный ужас.
— Я — мщение, — сказал им Дуводас. — Я — смерть.
Низкие ступени вели под землю, глубоко под город; фонарей там не было, а потому царила кромешная тьма. Дуводас, однако, поднял руку, и ладонь его засияла нестерпимо ярким белым светом. Он спускался все ниже и ниже, вышел в широкий коридор, в конце которого находилась еще одна лестница. Здесь было невыносимо жарко. Опустившись на колени, Дуводас коснулся ладонью пола. Каменные плиты были теплыми, и Дуводас ощущал, как нагретый воздух обдувает его лицо. Свет, исходивший от его ладони, выхватил из темноты вентиляционное отверстие.
Впереди в скале был прорублен вход, забранный крепкой стальной решеткой. Дуводас протянул руку, коснулся решетки, и металл засветился — вначале тускло-алым, затем все ярче и ярче. Центр решетки обмяк, оплавился, струйки раскаленного металла потекли по полу вокруг ног Дуводаса, заклубился, шипя, дымный пар. Дуводас хотел уже войти в пещеру, когда сверху, с лестницы донесся торопливый топот ног. Развернувшись, Дуводас выбросил вперед руку, и двое даротских воинов обратились в живые факелы.
Когда Дуводас вошел в гигантскую пещеру, мерное биение жизни усилилось так, что заглушало почти все. Пещера была свыше шестисот шагов в длину и шагов двести в ширину, и всю ее заполняли тысячи и тысячи желто-черных коконов; многие из них пульсировали и судорожно извивались.
Дароты были воистину бессмертны. Дважды в каждом поколении они возрождались посредством вот этих коконов. И в этом, как верно понял некогда Сарино, была их величайшая слабость. Вот почему дароты боялись существовать бок о бок с другими расами — ведь если бы враг сумел добраться сюда, в эту пещеру, дароты лишились бы своего бессмертия. У человека всего одна жизнь, да и той лишиться нелегко. А вот каково лишиться бессмертия!..
Безмерный, безудержный страх этой потери Дуводас ощущал сейчас в умах даротов, которые хлынули вниз по лестнице, чтобы остановить его.
Несколько коконов лопнули, раскрылись, и оттуда выползли, извиваясь, нагие крохотные дароты. Дуводас ощутил биение их мыслей; двое из этих младенцев были уничтоженные им стражники.
«Ну-ка, — усмехнулся он, — расскажите мне еще раз о своем бессмертии!»
Сделав глубокий вдох, Дуводас распростер руки. Нестерпимый жар, окружавший его, резко спал, воздух похолодел, на стенах пещеры забелели прихотливые узоры инея. Жаркий воздух, текший из вентиляционных отверстий, тотчас обращался в мокрый снег, хлопьями сыпался на коконы, замораживая их до смерти.
Ледяная мощь ненависти Дуводаса все росла, и ближайшие к нему коконы съежились, треснули. Три новорожденных дарота запищали, корчась на обледенелом полу.
Тогда Дуводас пошел по громадной пещере, с каждым шагом источая неистовую злобу лютой зимы. На всем его пути желто-черные коконы трескались, извергая наружу еще живые зародыши, и по пещере эхом разносился их жалобный предсмертный писк.
В пещеру ворвались сотни взрослых даротов-воинов. Один из них бросился на Дуводаса, однако чем дальше продвигался он по нараставшему льду, тем быстрее застывала кровь в его жилах. Стремясь спасти коконы, воин пробивался вперед до тех пор, пока все его тело не превратилось в кусок льда — и лишь тогда он рухнул замертво. Другие дароты метали в Дуводаса копья, но те, ударившись об идущего по пещере человека, разбивались, точно стеклянные.
И в самой пещере, и по всему городу тысячи взрослых даротов с криками умирали, и тела их мгновенно распадались, ссыхались — это рвалась связь между ними и их коконами.
А Дуводас все шел вперед.
И вдруг перед ним возникла колонна слепящего света, и из этого сияния протянул к нему руку золотистый силуэт Первого Олтора.
Герцог даротов выронил меч, и из горла его исторгся странный пронзительный вопль. Потрясенная, Карис смотрела, как гигантские воины, корчась, падали наземь. Вокруг нее сотнями гибли дароты, и воздух звенел от их жутких, нечеловеческих воплей. Те, кого не затронула эта странная гибель, роняли мечи и копья, падали на колени около разлагающихся трупов.
Всеми позабытая, Карис отошла к баллистам.
— Теперь — стрелять? — спросил Неклен.
— Нет, — сказала Карис. — Подождем. Ветеран озадаченно глянул на нее.
— Мы же можем разом с ними покончить!
— Мне обрыдли убийства, — отрезала Карис. — Обрыдли до глубины души. Если они схватятся за мечи, мы станем стрелять, но здесь происходит что-то странное, и, быть может, мы еще сумеем избежать резни.
Трупы даротов разлагались с пугающей быстротой, и воздух наполнился омерзительной вонью. Герцог Альбрек подошел к Карис.
— Это ты сделала? — спросил он. Карис покачала головой.
— Дароты все толкуют о бессмертии, но сейчас, похоже, они наконец узнали, что такое настоящая смерть. Понятия не имею, как это произошло.
Дароты, стоявшие на коленях, вдруг выпрямились. Никто из них не потянулся за оружием, но кто-то из обслуги баллист испугался и вышиб спусковой крючок. Железный дождь хлынул на врагов, сбивая их с ног. Решив, что приказ стрелять уже отдан, сработали три другие баллисты, и тут же в резню вступили арбалетчики.
Дароты даже не пытались укрыться или бежать. Они просто стояли — и гибли, гибли. Ужаснувшись, Карис закричала: «Прекратите!», — но ненависть сделала свое дело, и стрелки упоенно, раз за разом спускали тетиву. Карис увидела, что обслуга снова заряжает баллисты.
Тогда она бросилась вперед, прямо под выстрелы и, вскинув руки, закричала:
— Прекратите! Все кончено! Хватит!
Черные болты свистели вокруг нее, и Неклен, выбравшись из-за своей баллисты, бросился к ней. Форин тоже бежал, задыхаясь от ужаса, в гущу смертоносного ливня.
— Карис! — закричал он отчаянно. — Берегись!
Он даже увидел болт, который летел прямо в нее. На миг Форину казалось, что он успеет заслонить Карис собой… но он опоздал, и болт вонзился ей в спину.
Карис пошатнулась, но упала не сразу. Медленно, ужасающе медленно опускалась она на колени, и по белому шелку платья расплывалось алое пятно. Солдат, сделавший смертельный выстрел, выронил арбалет и закрыл лицо руками. Лишь тогда стрельба прекратилась, и кордуинцы, не веря собственным глазам, смотрели на коленопреклоненную фигуру умирающей Ледяной Королевы.
Форин добежал до нее и упал на колени рядом с ней, в нескольких шагах от уцелевшего дарота, которому и предназначался этот выстрел. Дрожащими руками Форин обнял ее, прижал к себе.
— Боги милосердные, Карис, не умирай! Только не умирай! К ним подбежали герцог, Вент и Неклен. Не чувствуя боли, Карис бессильно уронила голову на плечо Форина. Он коснулся губами ее лба и бешено закричал:
— Врача сюда!..
