А на широком храмовом подворье он увидел себя самого рядом с вагарским пророком в изодранной шубе.
Потом сцена внизу стала мерцать и меняться.
Он по-прежнему парил над Параполисом, но вместо белой пирамиды там стояла другая — золотая, ступенчатая, с плоской вершиной. Оборванного пророка на этот раз держали несколько стражей. Один из них вынул золотой зазубренный нож и перерезал скитальцу горло.
Картина снова изменилась, и Талабан поднялся повыше.
Стояла ночь, над землей дул ураганный ветер. Талабан посмотрел на север — к городу близилась огромная волна.
В этот миг на небе появилась вторая яркая луна, и город исчез, как только волна обрушилась на него.
Восторженное состояние, которое только что испытывал Талабан, прошло. Он видел невозможное, и это вновь обратило его помыслы к жизни. Он больше не был праздным созерцателем — он снова стал думать, он вспомнил свой корабль и…
Пробный Камень!
Где Пробный Камень?
Талабан не чувствовал больше его присутствия.
Усилием воли он сосредоточился на корабле, на своей каюте, на ковре, на своих руках, лежащих на плечах Пробного Камня.
Вселенная совершила оборот, и Талабана снова швырнуло в собственное тело. Пробный Камень по-прежнему сидел перед ним, подогнув колени. Талабан потряс его и позвал по имени, но анаджо вместо ответа повалился на пол.
Талабан, попытавшись успокоиться, снова вошел в транс и стал искать дорогу обратно к звездам, но безуспешно.
Впервые за несколько десятилетий он ощутил признаки паники. Он встал с ковра и напился воды, глядя на распростертое тело анаджо.
Он доверился тебе!
Паника нахлынула снова. Талабан выругался, стараясь с помощью гнева побороть темную силу, лишавшую его мужества.
Ладанка Пробного Камня выпала из его правой руки на пол. В ней помещалось все, что анаджо ценил в этой жизни.
Пробный Камень верил в ее магию, и Талабан сейчас тоже нуждался в ней.
Как-то раз он слышал, как Пробный Камень поет у себя в каюте, и благодаря своей аватарской выучке запомнил до мельчайших подробностей и мотив, и слова. Талабан прижал ладанку к своей груди и запел. Краски снова запестрели перед ним: синева летнего неба и все оттенки лесной зелени. Послышались звуки: пение птиц и далекие голоса Озну. Затем в его мозг вошло нечто бесконечное холодное и причиняющее острую боль.
— Сейчас ты умрешь, — сказал голос еще более холодный и ужасный, чем эта боль.
— Я должен найти Пробного Камня. Он потерялся, — ответил Талабан.
— Открой мне свой разум, — повелел голос, и Талабану показалось, будто острые когти рвут его череп. — Не противься!
Талабан заставил себя подчиниться боли, и холод сменился жаром, исторгшим у него крик. Жгуче-красные волны пронизывали его мозг, въедались в мягкую ткань. Желчь подступила к горлу, и Талабана вырвало на ковер.
Затем боль утихла, и голос сказал:
— Найди его.
— Я не знаю как.
— Воспользуйся ладанкой. Я провожу тебя назад к Млечной Реке, но лишь тот, в чьих руках ладанка, сможет найти его.
— Что я должен делать?
— Повесь ладанку себе на шею и возьмись левой рукой за Пробного Камня, а правую протяни вперед. Когда среди звезд ты нащупаешь что-то твердое, это и будет он. Он не захочет возвращаться, он будет бороться с тобой, кусаться, царапаться и вырываться. Он будет принимать различные формы, но все это только иллюзия. Не отпускай его, что бы ни случилось. Ты понял?
— Да.
— Не отпускай его, ибо второй попытки не будет.
— Я понял.
— Будь сильным, иначе он убьет тебя.
— Как может иллюзия убить меня?
— Боль будет вполне реальна. Если ты поверишь в нее, то умрешь.
Талабан надел ладанку на шею и сказал:
— Я готов. Но кто ты?
— Одноглазый Лис. Возьмись левой рукой за моего внука. Теперь закрой глаза и протяни правую.
Краски замелькали перед глазами, яркие до боли. Талабан, брошенный в море мучений, хотел закричать, но у него пропал голос. Он падал куда-то сквозь пламя, ловя порой обрывки фраз, выкрикиваемые множеством голосов.
«Мерзкое отродье. Простых вещей не понимаешь?» (Отец ненавидел меня. Он знал.) «Нет ничего, что ты не мог бы сделать, сынок». (Мать обожала меня. Она была всему причиной.) «Он ни на что не годен. Трудно поверить, что это мой сын».
«Не воинская доблесть сделала аватаров великими, мальчик. Думай!» (Эндарсен, мой учитель. Без него я пропал бы.) Голоса кричали, шептали, пели. Талабан боролся за свой рассудок. Где они, сияющие звезд? Где музыка вселенной?
— Все впереди, — сказал голос Одноглазого Лиса. — Сначала ты должен погрузиться внутрь, потом мы полетим к звездам. Прислушайся к голосам. Узнай, кто ты.
— Я знаю, кто я.
— Нет. Найди то, что потеряно.
— Пробного Камня?
— Сначала найди того, кто пропал внутри тебя, а уж потом ищи Пробного Камня.
— Я не понимаю! — Но это была не правда. Талабан понял — и погрузился в океан голосов.
«У человека должна быть мечта, Талабан, — говорил Эндарсен. — Без нее мы всего лишь живые трупы. Мы едим и пьем, но это не идет нам впрок. Мы слушаем и говорим, но не понимаем главного. Мы дышим, но не живем. О чем мечтаешь ты?»
«Нет ничего, что ты не мог бы сделать, сынок. Ты особенный».
«Нет у меня мечты! Ничего не осталось. Все мечты и надежды погребены подо льдом».
«Мерзкое отродье! Простых вещей не понимаешь?»
«Приди ко мне, Талабан. Я буду твоей и только твоей». (Крисса была лучшей из всех. Она любила меня. С ней я мог бы обрести мечту.) Звуки утихли, и он снова увидел ее в их последнюю встречу, почти утратившую свою красоту, с прозрачной, как стекло, кожей. Никто не знал, откуда берется эта болезнь. Она поражала одного аватара на десять тысяч. Использование кристаллов каким-то образом изменяло химию тела. Мягкие ткани затвердели, и человек сам начинал кристаллизироваться. Средства от кристальной болезни не существовало. Порой она протекала медленно и мучительно, порой быстро и устрашающе. У Криссы, к счастью, это произошло быстро. Талабан сидел у ее постели и не мог взять ее за руку, боясь сломать пальцы. Она уже лишилась дара речи, и только ее чудесные голубые глаза оставались мягкими и влажными. Талабан сказал, что любит ее и будет любить всегда.
По кристальной щеке Криссы скатилась слеза, потом глаза остекленели, и ее не стало.
Для Талабана настал конец света, и лишь настоящее крушение мира год спустя немного привело его в себя.
