Он молча положил перед ней на другие книги этот фолиант и стал поодаль, на шаг.
— Иоганус Тоттенхоф, — прочитала Агнес имя, что было в заглавии. — «Знание трав и растений, что растут в лесах и полях, и на кладбищах. И создание микстур, настоев и зелий, что придают человеку сил и лишают его их».
Она перевернула первую страницу и чуть не обомлела, там, на гравюре, во весь лист был изображен человек, живот его был разрезан, и все его внутренности были разложены вокруг разверзнутого чрева. И все были помечены сносками с пояснениями. А наверху листа была надпись:
«Глава первая, из которой следует нам уяснить, где и какие органы в человеке есть, и какие вещества на них влияют».
Агнес даже на мгновенье забылась, словно заснула и сон видела, даже дышать перестала: так ей стало интересно, что хоть проси стул и тут читай. Куда там всяким романам про рыцарей и распутных графинь. Ничего интересней, чем это, она в жизни не видела. Девушка, как пришла от радостного удивления в себя, подняла глаза на книготорговца и сказала:
— Это книга мне по душе, а есть еще что такое же?
— Госпожа, сия книга… — он помялся, — сия книга Святой Инквизицией не одобряется, святые отцы считают ее книгой отравителей, попала она ко мне по случаю, купил выгодно иначе и касаться бы не стал, и других темных книг я не держу.
Агнес видела, что он говорит правду, до сих пор стояла, чуть наклонившись над книгой, а тут повернулась к нему и заговорила:
— А у кого еще такие книги есть?
— Ну, это мне не известно… — начал мяться Ганс Эгельман.
— У кого? — взвизгнула Агнес.
Да так взвизгнула, что книготорговец присел, и даже закрылся руками от крика такого, и после заговорил торопливо:
— Не знаю точно, госпожа, но такие книги могут быть у Эрика Гобергофа из Вильбурга и у Удо Люббеля из Ланна, у Люббеля скорее всего, он знаток таких книг. И знает, у кого еще они водятся, может частные библиотеки вам указать, где они есть.
— Удо Люббель, — задумчиво говорила Агнес самой себе, не глядя на книготорговца, — и Эрик Гобергоф из Вильбурга.
Она глянула на служанку и указала ей на фолиант:
— Бери книгу.
— И зачем же нам такая книга? — вдруг забубнила та. — Еще увидит кто, может роман про графиню лучше возьмем?
— Сними передник и заверни книгу в него, — почти ласково произнесла Агнес, уже предвкушая, как будет разбивать лицо служаке. — И не перечь мне, пожалуйста.
Она снова повернулась к продавцу:
— А скажи мне, человек, кто изготавливает стеклянные шары, где мне такой купить?
— Стеклянные шары? — не понял Ганс Эгельман.
— Да, стеклянные шары, в которых якобы что-то можно увидеть, — продолжала девушка.
— Вы говорите про хрустальный шар, что зовется ведьминым оком?
— Наверное, — кивнула Агнес.
— Госпожа, такие опасные вещи вы в книжных лавках не сыщите, — с придыханием и тихо говорил книготорговец. — То можно только у звездочетов искать или у алхимиков. То вещь чародейская, опасная. Где такую искать, может только Удо Люббель знать. Он знаток всего тайного.
— А ты его хорошо знаешь? — спросила девушка задумчиво.
— Не знаю, и знать не желаю, говорят, за ним страшные дела водятся, о которых доброму человеку даже слышать не хочется.
— И кто ж это говорит? — не оступалась Агнес.
— Стэфан Роэм, книготорговец из Хоккенхайма. Я с ним давно в переписке состою. Он мне про Люббеля и писал, говорил, что у него любые книги можно найти, — охотно рассказывал Ганс Эгельман.
Он все готов был рассказать, лишь бы эта неприятная дева, побыстрее ушла из его лавки.
— Значит только Удо Люббель из Ланна? — переспросила она задумчиво.
— Да, госпожа, только Удо Люббель из Ланна.
— А рассказать мне про него может только Стэфан Роэм из Хоккенхайма.
— Он, он сведущий человек. Его лавка находится на улице Мыловаров.
— Что ж, ладно, прощайте, — сказала девушка, и отправилась к двери, и служанка ее пошла за ней, неся тяжелую книгу завернутую, от глаз людских, в передник.
— Госпожа, — вдруг робко окликнул Агнес книготорговец.
Она повернулась к нему, улыбаясь заранее, ибо знала, о чем он сейчас говорить начнет:
— Ну?
— Госпожа, — начал Ганс Эгельман, чей страх был отчасти побежден жадностью, — книга сия обошлась мне не дешево.
— Ты же сказал, что купил ее выгодно!
— Да, но… — он начал делать жалостливое лицо и протягивать к ней руку, словно хотел милостыню просить.
— Сколько же ты за нее хочешь? — интересовалась девушка, все еще улыбаясь.
— Полагаю, что сорок два талера будет честной ценой.
Астрид фыркнула от возмущения. Ее лицо искривилось.
Но ее госпожа даже не взглянула на служанку:
— Сорок два талера? Всего-то? Хорошо, — вдруг сказала она, продолжая улыбаться. — Приходи в трактир «У пьяной монашки», спросишь там господина моего Иеронима Фолькофа, рыцаря Божьего, которого люди прозвали Инквизитором, скажешь, что продал мне эту книгу. Попроси плату у него. Он человек честный, он тебе воздаст по справедливости.
И она засмеялась. Ах, какой он был забавный, этот старый дурак.
— Господин Иероним… — книготорговец запнулся.
— Фолькоф, рыцарь Божий, по прозвищу Инквизитор, — напомнила ему Агнес, все еще смеясь, — да поспеши, не иначе, как завтра, мы съедем к себе в поместье.
Она все еще смеялась, толкая дверь на улицу. Вышла на свет, и задышала легко и глубоко, так ей было хорошо на душе, не хуже чем в тот раз, когда она ночью говорила с той красивой женщиной, в Хоккенхайме, которая называл ее сестрой. А может даже и лучше. И пошла она радостная, изредка поворачиваясь и гладя на свою служанку. Придумывая и предвкушая, как будет эту корову приводить в повиновение. И от этого предвкушения Агнес радовалась еще больше. Она шла по засыпанным золой улицам, чуть подобрав юбки, и буквально цвела от счастья. И многие мужчины, и старые, и молодые, смотрели на нее с алчным мужским интересом, и девушка видела это, и от этого становилась еще счастливее.
Глава 10
Фриц Ламме сидел в трактире и пил пиво. Мало того, что сидел и ничего не делал, так еще каких-то двоих прощелыг угощал. Сидел важный, в доброй и чистой одежде, рассказывал им, как хорошо он устроился. И что теперь ему день и ночь за деньгой гоняться нет нужды, и что господин платит за корм и ночлег, одежду дает хорошую и дает денег столько, сколько нужно. А все отчего? А все от того, что он Фриц Ламме, очень нужный ему и полезный человек. Вот так-то! Два господина не очень приличной наружности — один щетиной зарос, шляпа на глаза, другой лыс и лопоух, оба мрачные, в одежде не новой, слушали его, завидовали, пили пиво. А тут и хозяин появился:
