— Ну, видишь, что за земля вокруг?
— Дрянь земля, — беззаботно отвечал тот. — Суглинок поганый.
— Суглинок, — мрачно повторил Волков оглядываясь. — Ни пахоты, ни лугов, ни покосов. Бурьян да орешник.
Говорил так, словно это Еган виноват. Словно этот он ему лен даровал.
— Холмы есть, — вдруг сказал тот, — трава под кустами есть. Мало-мало, а есть, козы прокормятся, а может, и коровы где поедят.
— Дурак, — сказал кавалер, — я по-твоему что, коз разводить должен?
— А что? А хоть и коз, — не унывал Еган, — чем плохи козы?
Он на секунду задумался и продолжил:
— Коза — она очень неприхотливая скотина. Болота, камень, лес — ей все нипочем, везде себе пропитание найдет. А от нее молоко, шерсть да шкура какая-никакая под конец. И мясо еще, чуть не забыл!
Волков обернулся за спину на людей что шли за ним, там их было чуть не полторы сотни, шли они в надежде, что им будет в его земле прокорм. Тащили и везли в обозе свой нехитрый солдатский скарб, инструменты, палатки, котлы да одеяла.
Конечно, не упрекнут они его. Ведь он не звал их с собой — ни их, ни их офицеров, он даже Карла Брюнхвальда не звал. Ничего им не обещал. Сами попросились. Но все равно было ему неприятно, что ведет он их в такую пустыню.
А еще было ему немного стыдно. Стыдно от того, что все эти люди вдруг увидят, что наградили его землей бросовой. Кинули ему безделицу, мол, и так ему сойдет. Мол, каков сам, такая и награда, и вот от этих мыслей ему совсем тяжко становилось. И начинал он потихоньку свирепеть, как только увидел землю свою. Ехал, глядел на все угрюмо, думая, что его обманули.
А Еган, не видя уныния господина, все еще болтал:
— Коза — она животное нужное, как по мне, так козий сыр он самый вкусный и полезный, вот помню, дед мой покойник…
— Уйди, дурак, — рявкнул Волков.
Еган сразу смолк и придержал коня, отстал. Ну его к лешему, господина, когда он в таком расположении.
— Чего он? — спросил у него Сыч, когда они поравнялись.
— Да как обычно — бесится, — с видом знатока отвечал слуга.
— Чего ему беситься? Весь в серебре, в золоте, землю ему дали, а он все бесится. А он все равно беситься! — рассуждал Сыч. — не понятно.
— Говорю же, блажной он у нас. Неугомонный. Думаю, ему Брунхильду надо, — предположил Еган.
— Да ну! — не согласился Сыч. — Он от нее еще больше звереет иногда.
— Ну, тогда я не знаю, что ему надобно, — сказал Еган.
— И я не знаю, — ответил Сыч.
* * *
День уже шел к полудню, а дорога почти не изменилась. Только холмы те, что справа, стали заметно выше, а те, что слева, те, что у реки, стали исчезать. Река стала пошире, и видно ее с дороги было получше. А почти прямая до сих пор дорога стала извиваться, чтобы обойти глубокие и резкие овраги, что тянулись с запада к востоку, к реке. Деревьев было мало да и те все молоды. Кустарник стал гуще, к Волкову подъехал как всегда веселый Бертье и сказал:
— Я так понял, что это уже ваша земля пошла?
— Да, — невесело отвечал кавалер. — Землемер говорит, что моя.
Не хотелось ему разговаривать с ним, ответил только из вежливости. Куртц только кивнул в подтверждение.
— Хотел спросить, может, я тороплюсь, но очень хочу знать, дозволите ли вы нам охотиться на ваших землях?
— А вы что, любитель охоты? — все еще из чувства такта интересовался Волков.
— Страстный, — заверил Бертье. — Мой старший брат выгнал меня из поместья за то, что я охотился. Он мне воспрещал, он и сам был любитель, но я удержаться не мог. Как-то убил хорошего оленя, а егерь каналья донес на меня, брат меня и просил уехать в тот же день.
— А тут-то вы на кого собираетесь охотиться? — спросил кавалер. — Уж, не на щеглов ли? Кто тут может водиться?
— Да полноте! — воскликнул Бертье. — Вы что ж, слепой? Разве вы не видите, что кабаний помет вокруг, следы дорогу пересекали раз десть. Они тут повсюду, такая земля, — он обвел рукой, — самая кабаном любимая. А еще волков тут много. Много.
— Да, волками этот край славиться, — согласился с ним Куртц. — Поэтому местные мужики скотину и не держат. Говорят, от нее глаз нельзя отвести, тут же волки ею полакомятся.
Кавалер никаких следов не замечал, охотник он был так себе, охота — дело господское, а не солдатское. Но слова о местных волках он уже слышал не первый раз, поэтому и сказал Бертье:
— Охотьтесь, конечно, Бертье, но за одного убитого кабана, я хочу получить две волчьих головы. Или на волков вы не охотитесь?
— Отчего же, конечно охочусь, только вот… — он замялся. Поморщился.
Кавалер кожей почувствовал, что будет он сейчас деньги просить. Так и вышло:
— На волков охотиться я тоже не против, своя забава и в них есть, но вот без собак охотиться невозможно, особенно на волков. Да и шкуры их неплохи, в зиму очень даже неплохи шубы из них.
Вот и началось. Волкова теперь интересовало, сколько денег он попросит. Бертье и сказал:
— Денег вот только у меня нет, но вот если бы вы дали мне семь талеров, то, как раз на малую свору и хватило бы.
— Судя по деньгам, то не такая уж и малая ваша малая свора, — произнес кавалер невесело.
— Друг мой, так сразу видно, что не знаете вы цен на собак! — воскликнул Бертье горячо. — Семь талеров самая малая сумма, что возможна. Две суки за пять, да два кобеля по монете, и то будут самые плохие собаки. Щенки будут необученные.
— Зачем же брать плохих? — не понимал Волков.
— Так хорошие суки от десяти талеров идут. Да и не хорошие то, а средние. Хорошие, молодые трехлетки двадцать стоят. А кабели, у которых нюх выставлен и выучка есть, так тоже не меньше десяти. А если еще и порода, стать с экстерьером добрые, то их на расплод берут, такие суки и все тридцать тянут, сорок бывает. То, что я прошу, так то за щенков.
Очень не хотелось кавалеру деньги давать на такую блажь, и он еще раз уточнил:
— Так точно тут волки есть?
— Есть, много, — сказал Куртц. — Иной раз едешь, а они на холм взойдут и сверху смотрят на тебя, стаями ходят.
— Неужто вы не видите следов? Они же повсюду, — горячо воскликнул Бертье. Он обвел рукой окрестности.
Ничего Волков не видел. Не до следов ему было всю дорогу. Любовался он пустыней, дикостью да скудостью земли, что лежала вокруг. Но, кажется, дать денег на собак придется. Если и в правду тут волки резвятся, коровники ставить нет смысла. А без коров и сыроварне тут делать нечего. А без сыроварни и Брюнхвальд уедет отсюда.
Почему-то, Волков уже не сомневался, что Бертье, Рене и их люди уйдут, как только осмотрятся и поймут, куда он их привел. Так пусть хоть Брюнхвальд отсеется.
