Так доехали до дома. И уже там, когда Волков слез с лошади и уже сидел за столом, монах пришел и спросил, не занят ли он.
Волков был не занят, если не считать больной ноги, которую он пытался разминать. Он указал брату Ипполиту на лавку. Монах сел.
Кавалер думал, что монах будет говорить о покойнике, крестике и волках, но тот достал из-за пазухи хорошо исписанную бумагу.
— То от духовника моего, — сказал юный монах.
Кто его духовник, Волков помнил. Это был аббат Деррингхофского монастыря — отец Матвей. А брат Ипполит развернул письмо и сказал:
— Вчера, когда в городе были, я на почту успел сходить, вот и письмо получил. Аббат вас вспоминает в каждом письме, всегда про вас спрашивает, а тут так и вовсе вам написал, — он сразу начал читать. — «А господину коннетаблю передай, что госпожа Анна фон Деррингхоф, месяц как разрешилась от бремени удачно и принесла дочь. Девочка здорова и хороша. Крещена именем Ангелика. Госпожа Анна шлет коннетаблю свой поклон и говорит, что помнит про него и молиться за него».
Ничего он не понял, нахмурился и спросил с пренебрежением:
— Что? О чем это все?
Он, конечно, помнил аббата, помнил и госпожу Анна, но это были люди из прошлого, словно из другой, далекой его жизни, ему и не до них сейчас было, его волки интересовали, а тут девочка какая-то…
Монах растерялся, он потряс немного лисом бумаги и сказал:
— Аббат написал, что… госпожа Анна разрешилась…
Кавалер только рукой на него махнул, пустое:
— Ты лучше скажи, как ликантропуса найти. Как убить его? Если он не выдумка Максимилиана.
— Ликантропуса? — растеряно переспросил брат Ипполит. — Ну, как и всех остальных чудищ, серебром первородным. Осталась у вас хоть одна стрела с серебром?
— Это болт, а не стрела, балда, — сказал Волков, усмехаясь глупости монаха. — Надо будет у Егана спросить, по-моему, ни одного не осталось. Нужно будет сделать.
— А еще вы ж помните, в книге сказано, что его можно убить, когда он в облике человеческом. Тогда его просто убить, как человек. Простым железом.
— Да уж это я смогу, только надобно знать, кто он.
— Если тут такой есть, — сказал монах, чуть подумав, — то узнаем, найдем. Людей тут очень мало, ликантропусу тут и затеряться негде будет.
— Хотелось бы, чтобы не было тут никого, кроме обычных волков, их бы и Бертье перебил бы.
Юный монах помолчал, еще раз заглянул в бумагу и спросил:
— А что же, для вас привет от госпожи Анны и аббата не важен совсем?
— Важен, важен, — почти небрежно сказал кавалер, — напиши им, что и я за них молюсь. И рад, что госпожа Анна удачно разрешилась.
Монах странно посмотрел на него и думал еще что-то сказать, но пришел Еган и бесцеремонно перебил его:
— Господин, пойдемте, поглядите, как быка в хлеву поставить, чтобы ему там просторно было и чтобы место для коров осталось. Вот, думаю, завтра двух мужиков на покос оправить, бык-то здоров, ему много сена зимой потребно будет.
Волков, хоть и нехотя, но встал и пошел с ним смотреть, какой быку загон в хлеву выстроить.
А монах остался сидеть за столом все еще удивленный.
* * *
Засыпал он всегда быстро, до двадцати досчитать не смог бы, как сон овладевал им. А тут лег, вроде, и нога не болела, а мысли в голову все лезли и лезли. У палатки костер, там два солдата не спят. И он не спит. Ворочается с бока на бок. Нет, о потраченных деньгах он уже не думал, он знал, что выжмет из этой земли все, что потратил, а вот волки ему докучали, даже в мыслях покоя не давали. Если мальчишка Брюнхвальд ничего не путает и если здесь в и вправду бродит ликантропус, то людишки отсюда могут и разбежаться. Хотя нет, крепостным никуда не уйти, они считай на привязи. А солдаты… так они люди не робкого десятка, это еще неизвестно, кто кого напугает — волк их или они волка. Но все равно нужно будет заняться им. Нужно пару болтов из серебра заказать. Дьявол, он забыл у Егана спросить, может, в сундуках где или в мешках с доспехами и оружием валяется, еще тот болт из Рютте. Он как раз тут вспомнил про Рютте и зачем-то про письмо аббата. И тут же про госпожу Анну фон Деррингхоф подумал. Вспомнил, подумал, и тут сон, что подкрадывался к нему даже через тревожные мыли, сразу отлетел. И только одна мысль осталась в голове его. Зачем же госпожа Анна привет ему предавал? Зачем эта красивая и благородная женщина говорила, что молиться за него? Отчего не забыла его? И зачем написали ему, что дочь у нее родилась. Зачем? И тут мысль ему в голову пришла, как болт арбалетный прилетела, звонко щелкнув о шлем, и такая она была яркая, что, позабыв, что вставать ему нужно спокойно, чтобы ногу не бередить, вскочил он на солдатской кровати своей.
Сел, сначала посидел обалдело, а потом закричал:
— Еган!
Вскочил и вышел из палатки босиком и в исподнем.
— Ну, чего вам, чего не спится, болеете? — раздалось озабоченное бухтение в соседней палатке.
— Монах где? — Волков заглянул к Егану в палатку.
— Тут он, рядом, дальше в платке. Чего же вам не спиться-то, а? И еще меня будят, у меня дел столько было, что ноги отнимаются. А они опять будят посреди ночи.
— Молчи, нашел бы мне слугу, я тебя о том сколько дней уже прошу, я тебя и не будил, — сказал Волков и ушел.
Брат Ипполит тоже спал, но письмо Волкову он нашел сразу, как только зажег лампу. Сам встал рядом, моргая на свет. Кавалер схватил то письмо и стал искать место про себя. Про душу и спасение — не то, про службу и про паству — не то, про новые лекарства — не то… Вот:
А господину коннетаблю передай, что госпожа Анна фон Деррингхоф месяц как разрешилась от бремени удачно и принесла дочь. Девочка здорова и хороша. Крещена именем Ангелика. Госпожа Анна шлет коннетаблю свой поклон и говорит, что помнит про него и молиться за него.
Прочел это, а затем еще раз, замер. Монах стоял рядом, не говоря ничего и почти не шевелясь, а Волков стал считать в голове. «… месяц как разрешилась от бремени удачно…» То есть в апреле? Да, в апреле. Значит… Он стал перечислять месяцы назад и досчитал до августа. Или даже до июля?
Монах терпеливо молчал, не убирая лампы. Пока Волков не глянул на него и не спросил:
— А есть ли у тебя бумага и перо с чернилами?
Что за вопрос, как могло не быть бумаги и чернил у брата Ипполита?
Глава 28
С самого утра Еган отправился на поле поглядеть, как мужики пашут новым плугом да на хороших конях. Отдав распоряжение про то, как сеять овес и как боронить, он вернулся в Эшбахт. Ходил по дворам, орал на баб и детишек, потому что полдень уже, а они так и не решили, кто коров будет на выпас водить, коровы во дворах стоят вместо того, что бы траву есть. Хотя сам должен был пастуха выбрать. И в одном из домов увидал мальчишку лет четырнадцати-пятнадцати. Он возле коровы крутился, кормил пучками травы и притащил ей воды ведро. Он показался управляющему прилежным и тот поговорил с ним о том о сем, спрашивал, сможет ли он при коровах быть.
