— Ах, Бог ты мой. Что же за нимфа, что за наяда посетила дом мой? — говорил он, протягивая ей руки.
И был он так галантен, что Брунхильда растерялась, но обе руки ему протянула. И на одной ее руке болталось распятие на четках.
— Еще и набожны вы? — восхитился граф, беря ее руки со всей возможной куртуазностью. Сам же он повернулся к Волкову и спросил. — Кто же этот ангел?
Волков молчал, вот теперь он уже точно уже наверняка знал, что зря взял ее с собой в город. Так она сама теперь стала говорить, уже на него не оглядываясь:
— Имя мое Брунхильда Фолькоф. Я сестра господина Эшбахта.
— Сестра! — вскричал барон. Он отвел от нее глаза, посмотрел на Волкова, потом опять на девушку и снова на Волкова. — Ах, ну конечно же, тут и слепой родство увидит. Так отчего же вы, Эшбахт, не сказали, что у вас ангел в сестрах имеется? Отчего ангела такого в свет не выводили?
Где там граф между ним и Брунхильдой сходство увидел, Волков не знал, опять промолчал, а Брунхильда обнаглела, косилась на него и продолжала говорить за них двоих:
— Это все от нелюдимости его солдатской. Всю жизнь при солдатах, да при других грубых людях, при конях. Как с дамами себя вести не знает, учить его надобно, да некому. Папенька помер давно.
Говорила она с ехидством, не столько графу, сколько Волкову.
— А меня зовут Фердинанд фон Мален, — говорил граф, кланяясь и целуя ей руку, — я хозяин дома этого. Прошу вас, разрешите мне быть вашим слугой, дозвольте показать вам его.
Граф помог девушке выбраться из перин и вылезти из телеги:
— Отчего же, Эшбахт, вы не сказали, что приедете с сестрой, мы и не подумали приготовить еще одни покои.
— Ничего, — буркнул Волков, слезая с коня и морщась от боли в ноге. — Нам одних будет довольно.
— Мы издавна к одной постели привыкли, — невинно сказала Брунхильда. — Ничего, поспим опять вместе.
«Дура», — подумал Волков, разозлился на нее, но вида старался не показывать.
— Нет же, не быть такому, — сказал граф, — сейчас же распоряжусь приготовить покои, для молодой госпожи. К чему ютится? Лучшие будут вам покои, что в доме найдутся.
Он взял девушку за руку и повел в дом, что-то говоря ей. А она в другой руке несла Библию, слушала графа и улыбалась, но скромно, так что бы отсутствия зуба сразу графу не показать. А на гостя граф больше и не глянул даже. Волков и Бертье пошли следом. Максимилиан, брат Ипполит и Сыч остались во дворе разбираться с лошадями и сундуками.
* * *
— Ах, прекрасный ангел, — заговорил граф, когда они остановились в большой зале, — прошу прощения, забыл совсем, старый глупец, но вынужден покинуть вас, дела ждут меня и вашего брата, мой мажордом проводит вас в ваши покои. — Он не, отрывая глаз от Брунхильды, произнес: — Генрих, госпожа будет жить в правом крыле, в тех покоях, что с балконом. Пусть вещи ее туда несут.
Мажордом поклонился графу и рукой указал девушке куда идти.
Граф поманил Волкова за собой в ближайшую дверь, говоря при том:
— Думаю, догадываетесь, Эшбахт, зачем я звал вас?
И в тоне, и голосе его уже не было и сотой доли той любезности, с которой говорил он с Брунхильдой.
— Неужто опять жалобщики вам докучают? — не стал притворяться Волков.
— Третий день вижу их в доме своем, — чуть не сквозь зубы сказал граф. Он остановился и повторил многозначительно. — Третий день. В городе праздник, а я по вашей милости должен лицезреть эти постные физиономии и слушать причитания этих… господ.
Последнее слово он произнес именно с тем выражением лица, с каким чистокровный аристократ и должен говорить о наглой черни, что вдруг решила зваться «господами».
— Что там произошло у вас с ними? Отчего вы не пускаете плавать их по реке.
— Людишек со мной пришло не мало, люди ратные, проверенные, господину герцогу всегда пригодны будут. Так вот решили они рыбу ловить, ловят только на своей стороне реки, на чужую не лезут. Так эти сплавщики леса им по сетям раз за разом ездят. Сети рвут. Я просил соседей только об одном — плавать по своей стороне реки. И более ничего.
— А деньги? Деньги с них брать намеревались.
— Так предложил им, предложил брать по самой скромности. Не от корысти, а на пропитание людишкам своим. Талер с плота, раз хотят по моей стороне реки плавать.
— Я так и знал, — граф погрозил ему пальцем. — Я так и знал. Пойдемте, я как вас увидал, так сразу понял, что ждать мне хлопот от вас. Ждать хлопот. Не из тех вы, что смирно себя ведут, вы так и будете задирать соседей. На лице у вас то написано.
Волков молчал, а граф фон Мален продолжил:
— Помните, о чем вас канцлер просил?
— Помню. Блюсти мир.
— Я не напрасно вам про канцлера напомнил, скажу вам по секрету, что лучше разозлить самого нашего курфюрста, да продлит Господь его лета, чем его канцлера. Канцлер не спустит и не забудет, такой он человек. Еще раз спрашиваю вас, не устроите ли вы нам войну?
— Войны не будет, — заверил графа Волков. — Обещаю, коли яриться начнут, так я отступлю. Да и некому там сейчас воевать, тысяча человек из кантона на юг с королем уши, воюют с нашим императором.
— Ах, вот как? Откуда сие известно?
— Известно сие наверняка. Люди были на том берегу. Знают.
— Хорошо, но не доводите до войны, — сказал граф фон Мален и открыл дверь.
* * *
Они вошли в залу, в кабинет, а там уже было трое господ. Все люди достойные, одного из них Волков уже видел. Это был тот господин, на губе которого была бородавка. Теперь имя его Волков расслышал и запомнил. То был не кто иной, как выборный Глава Гильдии Торговцев лесом, древесным углем и дегтем города Рюмикона, так же был он еще и членом консулата кантона Брегген от того же города Рюмикона. Человек, видно, был не последний, имя его было Вехнер.
Господа были злы и, судя по их лицам, не собирались идти на уступки.
— Все, чего прошу я, так это не рвать мне сети. Даль людям моим пропитание, — примирительно говорил Волков.
— А кто просил талер за плот?! — воскликнул один из гостей.
— Так то, чтобы только примирение найти, — отвечал кавалер. — А нет, так плывите вокруг острова, по своей воде.
— То невозможно, там камни, там плоты рвутся, — говорил Вехнер, он, кажется, был самым умным из купцов.
Одни и те же речи звучали в зале несколько раз.
Волков говорил, что ему нужно рыбу ловить и просил купцов гонять плоты по своей стороне реки. Купцы ярились и ругались, грозились войной и говорили, что испокон веков гоняли плоты там, где им нужно, так и впредь такое будет.
Граф не встревал в разговор, видно ждал пока купчишку устанут. Только согласно кивал их праведному гневу.
