— Вон, бродит одна, — сказал Сыч, спрыгивая с лошади.
Волков увидал у стены молоденькую бабенку, она видно по нужде ходила и не ждала тут гостей, была в нижней рубахе, голова ее была не покрыта и руки ее были голы. Увидав их, она заголосила:
— Яков, Яков тут люди какие-то!
Кузнец Яков Рудермаер сам был высок, и раздет по пояс, тут же появился на пороге кузни с молотком на длинно рукояти. Но узнал Волков и стал кланяться. Баба это увидела, побежала в хибары одеваться.
— Здравы будьте, господин, — сказал кузнец, и тоже вынес рубаху из кузницы.
— Здравствуй, Яков. — отвечал кавалер. — Я смотрю золы вокруг много, вижу, что без дела ты не сидел.
— Уж не волнуйтесь, пока уголь был, не сидел, — заверил его кузнец. — А как деньги кончились, так уже две недели сижу, бездельничаю.
— Сделал мне мушкетов?
— Сделал, — сказал он с гордостью и даже с упреком, чего мол сомневаетесь?
— И сколько?
— Двадцать восемь! — и опять в голосе кузнеца гордость.
— Хороши?
— Роха все проверял, те что с изъянами были, так мне на перековку приносил обратно.
— И где они?
— Роха говорил, что вам в дом все носит. Там ищите. Или у него спросите.
— Спрошу, — сказал Волков.
— Господин, — произнес кузнец.
— Да.
— Думаю, что пришло время, расплатиться вам со мной. Жениться я надумал, деньга нужна мне.
— И чего ты просишь?
— Лишнего просить не буду, думаю три талера с мушкета, за работу будет довольно.
— Немало ты просишь, — отвечал Волков, прикидывал, что это будут большие деньги.
— Так немало и работал я, — сказал Яков Рудермаер, кузнец-оружейник.
— Найди Роху, приходи вечером ко мне, посчитаемся.
— Приду, господин, — сказал кузнец, и оглянулся на подошедшую к нему женщину.
— И женщину свою тоже приводи к ужину, — сказал Волков.
— Спасибо, господин, — поклонился кузнец.
— Спасибо, господин, — поклонилась его женщина.
Глава 47
— Хилли и Вилли просили у меня мушкет, когда с нашими ходили воевать. Ты же знаешь, что наших опять мужичье побило? — Радостно говорил Игнасио Роха, скалясь непонятно чему.
Он вонял перегаром и чесноком и был, кажется, в самом деле рад, что Волков приехал. Поначалу даже целоваться полез.
— Знаю, — отвечал тот. — И что?
— Я не дал им мушкет, — говорил Роха. — Я сказал им, что это твой мушкет.
Волков мог вспомнить только двух людей, что обращались к нему на «ты». Один из них был сам архиепископ, а второй — вот этот вот заросший черной щетиной, вонючий и одноногий тип по прозвищу Скарафаджо.
— Ты бы их видел, когда они вернулись, — смеялся Роха, — мужичье неплохо им там надавало. Мальчишки совсем другие пришли, уже не те, что уходили.
— А где все мушкеты? — спросил Волков.
— Так здесь, у тебя. В чулане, я туда их складывал.
Сыч, кучер Игнатий, Максимилиан и кузнец Рудермаер стали ходить в чулан, выносить оттуда мушкеты, класть их на стол. А так же тащили оттуда аркебузы и арбалеты, про которые Волков уже и позабыл.
— Вы что, сделали другой приклад? — заметил кавалер, беря один из мушкетов в руки.
— Да, Роха сказал, что так ему удобнее целиться, — отвечал кузнец. — Я делал, как он просил.
— Да, так и в правду легче целиться.
Волков смотрел новый мушкет. Сделан он был хорошо, был крепок, железо плотно прилегало к дереву. Само железо было хорошо ковано и ствол у него был ровно просветлен. А под запальным отверстием приделана была удобная полка под затравочный порох. К мушкету шел еще и крепкий шомпол.
— Ну? — не мог уже ждать похвалы Роха. — Как тебе?
Волков приставил приклад к плечу:
— Удобно, но надо бы проверить.
— Хилли и Вилли и их сброд, все до единого проверили, мы весь порох, что у тебя был в чулане, на проверки извели, — спешил сообщить Скарафаджо. — У мальчишек теперь своя банда, всем им нравятся наши мушкеты, иногда собиралось пострелять из них по двадцать человек.
— И что, хорошая у них банда? — интересовался Волков.
— Сопляки, бродяги — сброд, — отвечал Роха. — Хилли и Вилли среди них кажутся матерыми.
Он поглаживал один из мушкетов, кузнец Рудермаер и его женщина сидели молча.
Волков знал, чего они ждут:
— Что ж, кузнец, — начал он, — значит, ты хочешь за свою работу три талера с мушкета?
— Именно так, господин, я работал от рассвета и до заката, — господин Роха подтвердит.
Волков еще раз взял оружие в руки. Да, оно было сделано на совесть. Он согласно покачал головой, положил мушкет и выложил на стол рядом с кузнецом четыре золотых.
Это было меньше, чем просил Рудермаер на шесть талеров. Но золото произвело на кузнеца, на его женщину да и на Роху такое впечатление, что они все не смели даже пошевелиться поначалу. Только смотрели на желтые кружочки. И уже потом кузнец, осмелев, стал брать гульдены в руки, стал давать их подержать своей бабе. Та чуть не целовала монеты, так рада была.
Роха тут подвинулся к Волкову, навалился на стол и заговорил заискивающе, дыша чесноком:
— Слушай, Фолькоф. Я тоже вложил в дело немало денег.
— Немало денег? — удивился тот. — И сколько же?
— Да какая разница? — морщился Скарафаджо. — Это же наше дело, не забывай, это я тебе его предложил.
— Да, я это помню, но мы еще не продали мушкеты. Ни одного не продали. А с кузнецом я расплатился, потому что он свою работу выполнил. А ты будешь ждать, когда у нас будет с них прибыль. И тогда только мы посчитаемся и поделим деньги.
Роха тяжко вздохнул, тут ему сказать было нечего, но он не унывал:
— Послушай, Фолькоф, тут дело такое… Надобно мне немного денег, — он посмотрел, как кузнец и его женщина все играются золотыми монетами. Как детей их лелеют. И продолжил: — Понимаешь, опять долги, опять кредиторы…
— Ты что, пропил все деньги? У тебя же целая куча серебра была, когда мы из Ференбурга вернулись.
— Понимаешь, брат-солдат, то да се… Как вода сквозь пальцы.
— Ты пропил все деньги, — сурово повторил Волков.
— Тебе легко говорить, — стал объяснять Роха, — а у меня уже четверо спиногрызов и жена злобная. С ними разве посидишь дома?! С ними с ума можно сойти!
— Ты болван, даже шляпу новую купить не смог!
— Ты говоришь как моя жена, — кривился Роха.
