Глава 15
Может, и права была Бригитт в каждом слове своём, может, и нужно было последовать её совету, но кавалер не торопился соглашаться. Он не любил принимать важные решения, не подумав. Сначала сомнение. Отчего вдруг Бригитт так старается? Дело затевает нешуточное. К чему это ей? Как там ни крути, а фон Шоуберг придворный поэт графа. Да и знакомец её старинный, близкий друг её госпожи и подруги, и вдруг на тебе — убейте его, господин.
— К чему вам это? — Наконец спросил он.
— При доме вашем хочу быть полезна вам, и место при вас занимать достойное хочу. — Твёрдо ответила женщина. Так твёрдо, что не каждый муж такую твёрдость имеет.
— Место достойное? — Переспросил Волков. — Это место моей жены.
— Значит, второе достойное место, после вашей жены, — ничуть не смутилась Бригитт, — дайте мне список, что вы с монахом написали, я поеду в город всё куплю, на обратном пути завезу письмо вашей жены фон Шоубергу.
— Я ещё ничего не решил.
— И не нужно, раз думать хотите, так думайте, а письмо я всё равно должна отвезти. Давайте список и деньги. И пусть со мной кто-либо из ваших людей поедет для надёжности. — Твёрдо говорила госпожа Ланге.
Да, сумма там выходила немалая, сопровождающий ей был нужен.
— Деньги дам, найдите Ёгана, путь вам четыре подводы выделит с мужиками, возьмёте монаха и Увальня. Езжайте в город, купите всё, потом заедете к графу, отдадите… — он запнулся даже, не смог выговорить этого имени, — отдадите этому господину письмо. Дождётесь ответа, ответ прежде мне покажете, жене сразу не отдавайте. А уже потом я решу, как быть дальше.
Госпожа Ланге встала с лавки чуть подобрав юбки, церемонно сделала ему книксен и поклонилась, потом заговорщицки огляделась, не видит ли её кто, и, пока монах смотрел в бумаги, быстро и не робея, словно она его жена, обняла за шею и поцеловала в висок. И пошла, улыбаясь, на двор.
Прибежал мальчишка, Максимилиан прозевал его, он к господину подбежал:
— Господин, поп вас зовёт.
— Это куда ещё он меня зовёт? — Спрашивал Волков, в последний раз с братом Ипполитом проверяя список того, что надобно купить в новый дом.
— Поп на похороны зовёт.
— На похороны?
Теперь и брат Ипполит смотрел на мальчишку.
— А что, хоронят его уже? — Спросила Мария, у очага что-то делая и прекратив работу. Кажется, даже как-то с испугом.
Никогда она не лезла в разговоры господина, а тут вон — вставила своё.
— Так кого хоронят-то?
— Да как же, — закричал мальчишка, — святого человека хоронят, отшельника. Невинноубиенного, которого адский зверь погрыз.
Мария тут же дела свои прекратила и, не спросив дозволения, быстро пошла из дома, поправляя на себе чепец и юбки.
— Поп вас просит быть, говорит, господин запамятовал, видно, беги, говорит, зови его. — Продолжал мальчик возбуждённо.
— Хорошо-хорошо, иду, — сказал Волков, вставая. — Монах, позови госпожу Эшбахт. Может, хоть это ей интересно будет.
На въезде в Эшбахт с севера собрался народ. Много было людей, человек двести, солдаты и местные, купцы и девки из трактира, офицеры приехали с жёнами, у кого они были. На пригорке у дороги уже выкопали могилу, принесли большой крест.
Волков приехал, пешком далеко было идти, хотя, и не очень далеко, просто не хотелось ему хромать у всех на виду. А жена с госпожой Ланге шли пешком, пройтись им хотелось.
Брат Семион, как зачинщик, был деловит и расторопен. Вид у него был серьёзен, ряса свежестиранная, сам он выбрит. Останки святого человека лежали на лавке, накрытой рогожей, тут же руки его и ноги, чтобы каждый сам мог убедиться, что отшельник растерзан зверем адским и никак иначе.
Мужики, солдаты, дети подходили смотреть, дивились, ужасались, крестились. Бабы и девки тоже подходили, но не задерживались, рты зажимали, слёзы лили, отходили подальше. Всё шло хорошо, все присутствующие, проникались святостью случая. Жёны офицеров, госпожа Брюнхвальд и госпожа Рене, кланялись госпоже Эшбахт и госпоже Ланге, все вместе в сопровождении брата Семиона и брата Ипполита, шли тоже смотреть убиенного. А Волков, его оруженосцы, рыцарь Клаузевиц, все офицеры, все взятые в учение господа городские, а также Ёган и Сыч шли уже за дамами.
Всё было церемонно и траурно, жаль, что только церкви не было с колоколами. Почти все женщины плакали, а мужи были печальны.
— Ах, как всё хорошо идёт, — шептал брат Семион Волкову, — будет в Эшбахте свой святой, я прямо сердцем чувствую, что будет.
— Да ты уж расстарайся, — шептал Волков в ответ.
— Вы тоже, господин, без содействия архиепископа то невозможно будет, а вам архиепископ благоволит, так вы уж ему отпишите.
— Отпишу, ты скажи только, что писать.
Монах кивнул и пошёл. Он зашёл на холм и отличным голосом своим стал говорить всем о благости и святости отшельника, рассказывать, как «благость его костию в горле зверином стояла у сатане, не вынес святости отшельника сатана и послал пса своего к нему». Хорошо рассказывал. Уж что умел брат Семион, то умел. Говорил он так, что простой человек слушал его, рот раззявив.
Потом поп стал молитву заупокойную читать. Брат Ипполит ему вторил и переводил, чтобы простые люди тоже понятие имели, о чем молитва.
Потом стали останки в гроб класть, гроб забивать. Стали его закапывать и водружать крест над могилой. Хорошо получилось, большой крест на пригорке далеко видно было.
После Волков, хоть и жалко было денег, но позвал он к себе хозяина трактира и сказал:
— Поминки устрой, я оплачу.
— Всем, кто пожелает? И мужикам, и солдатам?
— Да.
— Чем угощать?
— Кусок сыра или колбасы, кружку пива. Девкам и детям пряники или конфету сахарную, молоко, воду на меду.
— Только вот пряников и конфет у меня нет. — Сказал трактирщик. — Всё другое исполнено будет.
— За пряниками отправь, пусть хоть завтра, но будут.
— Исполню, господин, — обещал трактирщик и уже, кажется, прибыль в уме считал. Ему хоть на поминках, хоть на свадьбах — всё одно, лишь бы прибыль была.
— Ты на большую мзду не рассчитывай, — прервал его сладкие мысли кавалер, — цены я знаю, лишнего не дам.
— Я на этом деле мзды и не ищу, понимаю, что дело святое, — заверил трактирщик.
Когда он поговорил с трактирщиком, вокруг него собрались все видные люди Эшбахта.
— Кавалер, — начал Рене как самый старший, — брат Семион сказал, что вы желаете часовню святому человеку ставить.
— Думал о том. — Отвечал Волков.
— Может, согласитесь вы и на наше участие, мы тоже все по мере сил хотим на строительство часовни положить денег.
