Даже если бы и были, это ничего не меняло, люди воинского сословия не испытывали неприязни к своим коллегам, даже если когда-то и воевали за разные флаги. Ну, если не считать поганых безбожников горцев или других еретиков.
— Мария, подай вина, — крикнул Волков и продолжил: — Я слышал, вы ищете контракт, сеньор Джентиле?
— Да, мы оказались в бедственном положении, Его Высочество не смог расплатиться с нами и мы решили уйти, но в дороге поиздержались.
Мария поставила стаканы, разлила по ним вино, и арбалетчик с видимым удовольствием взял свой стакан и отпил из него.
— Мне нечего вам предложить, — сразу сказал кавалер.
— Но я слышал, что вы воюете с соседним кантонам. — Не собирался сдаваться ламбриец. — И война ваша не закончена. Или вы думаете, что до весны они не начнут?
— Думаю, что начнут, — произнёс кавалер, — но какая разница, что я думаю, главное — что я знаю. И знаю я, что у меня нет денег на таких солдат, как ваши. А обманывать своих братьев-солдат я ещё не научился. В общем, кроме хорошего ужина мне нечего вам предложить, ротмистр.
— Ах, какая досада, — произнёс Джентиле. — Мы согласились бы даже за двенадцать флоринов в месяц вам послужить.
— Нет, это невозможно, — твёрдо отвечал Волков, — я трачу только на еду и содержание коней своих людей в день четыре талера, и, если я отдам вам двенадцать флоринов, мне придётся распустить всех остальных моих солдат уже к весне.
— Дьявол, — задумчиво сказал ламбриец, — нам бы только найти денег на дорогу. Сами понимаете, через земли горцев мы пойти не можем, а идти через земли императора — немалый крюк. Идти придётся месяц.
— Да, именно так, — сказал кавалер.
— Тут не пограбишь, вот и ищу я хоть немного денег. — Он замолчал и, посмотрев на Волкова, продолжил. — Если хотите, мы возьмёмся поработать и за шесть флоринов. У нас четыре телеги в обозе, двадцать щитов, две тысячи болтов с разными наконечниками. И всего попросим за месяц шесть флоринов, стол, кров, овса и сена.
Волков только покачал головой:
— Будь у меня эти шесть лишних флоринов, так согласился бы, не задумываясь.
Он опять покачал головой. Нет.
Джентиле поужинал, и Волков предложил ему остаться ночевать в старом доме с господами кавалеристами, не гнать же человека на ночь глядя.
А когда все разошлись, пришла госпожа Ланге и без объяснений поставила перед Волковым на стол странную вещицу из тёмного стекла и положила красивый небольшой кошелёк из красного шёлка. Встала рядом, ожидая, что скажет господин, стояла и молчала. Как по виду её, так была она собою довольна.
Кавалер подумал, что это шахматная фигура, но пригляделся — нет.
Гадать ему не хотелось, раньше он сидел, крепился, а тут болезнь начинала его донимать, во рту всё сохло, он спросил, чтобы не тянуть:
— Что это?
— То людишки ваши у Шоуберга нашли, а я их порасспросила про это. Хоть и запирались они поначалу, но потом сознались, и я у них это забрала, но думается мне, что деньги они не все вернули, а это… — Бригитт взяла в руки вещицу и потрясла её перед носом Волкова. — Не видите разве, это яд. Это флакон Шоуберг мне вёз. — Она помолчала и добавила многозначительно. — Это для вас.
Волков взял кошелёк, на флакон с ядом не взглянул. Кошель был тяжёл.
— Правильно вы подлеца убили, — сказала Бригитт, — подлый он человек был. — И тут её лицо переменилось, она вдруг заметила, что Волкову нехорошо. — Что это, господин? Дурно вам?
Она позволила себе то, что до сих пор не позволяла. Прямо при монахе взяла и приложила руку ко лбу кавалера:
— Бог мой, господин, да у вас жар! — Она уставилась на монаха. — Брат Ипполит, что же это? Отчего так?
— То от раны. — Сказал монах, заметно удивляясь фривольному поведению госпожи Ланге. — Я уже даю господину лекарство.
Волков бросил на стол кошелёк с деньгами, а флакон с ядом у Бригитт забрал. А она вдруг стала ласково гладить Волкова по голове и что-то шептать, совсем при этом не стеснялась монаха.
А как идти ко сну, кавалер расхворался совсем, жар у него стал столь высок, что брат Ипполит остался ночевать при нём в доме, а кавалеру потребовал отдельную кровать, чтобы спал он отдельно от жены. Бригитт отдала ему свою, сказав, что место себе найдёт, но спать она не собиралась, велела принести стул, села рядом с ним. Жар не давал Волкову уснуть, и он просил у Бригитт пить. И всё пил и пил отвар из шиповника, ворочался, откидывая перины из-за жары. Так и не заснул бы, наверное, до утра, не разбуди Бригитт монаха, и накапай ему монах сонных капель.
Глава 43
Утром, как обычно бывает, ему стало легче, жар уменьшился. Госпожа Ланге была довольна ровно до того момента, как монах сказал ей, что ничего ещё не кончено, что болезнь ещё не отступила и только вечером будет ясно, выздоравливает ли господин. Госпожа Ланге, стала невесела и ушла распоряжаться о завтраке.
Видно, Его Высокопреосвященство курфюрст Ланна написал своему капитану фон Финку письмо весьма проникновенное. Настолько проникновенное, что после просьбы Волкова прибыть к нему лично, тот не стал тянуть. Капитан приехал с утра и ждал, пока Волков его примет. Хоть кавалер и был ещё не в полной силе, он решил быть весёлым и радушным, сделал вид, что позабыл все дурные слова, которые говорил ему фон Финк. Сейчас нужно было задавить в себе все обиды, капитан фон Финк был ему очень нужен. Он встал ему навстречу как старинному приятелю и первым протянул ему руку:
— Рад, что откликнулись вы на моё приглашение, искренне рад, — говорил он, сжимая руку капитана, — идёмте к столу.
— Уж я хотел извиниться… — Бубнил капитан. — Приехал… Думаю, извинюсь… Думаю, нехорошо тогда получилось…
— Садитесь, садитесь, — усаживал его за стол Волков.
Фон Финк сел:
— Я уже хотел сказать вам, что те слова мои обидные были глупостью…
— Да бросьте, — Волков махнул рукой, — мы оба не сдержаны на язык были, как будто мы с вами дураки двадцати лет.
— Да-да, — кивал капитан, — как дураки, как дураки…
— Но я отметил, что вы отчаянный храбрец! — Продолжал кавалер. — Не побоялись поединка со мной, не многие молодые люди так же храбры.
— Я храбрец? — Говорил фон Финк. — Ах, да, да… Я слышал, что вы недавно дрались опять, вон, рана у вас ещё не зажила.
— Да, пришлось. Оказалась, что жена мне не верна и водит шашни с одним придворным графа фон Малена, пришлось вызвать его и убить. — Быстро рассказал историю кавалер.
— Каков подлец, поделом ему! — Воскликнул капитан. Кажется, он был обескуражен той легкостью, с которой кавалер рассказывал об этом пикантном, мягко говоря, случае в своей семье. Не каждый вот так будет рассказывать о том, что жена ему не верна.
