— И что ты думаешь?
— А думать ту нечего, господин, может, они каждую зиму так плывут, кто их знает. Но я решил вчера оного человека вниз по реке отправить, посмотреть. Он поехал, в землю соседа вашего заехал, доехал до самого Мелликона. Там они все. На пирсах в Мелликоне стоят и лодки, и баржи. Человек наш посидел, посмотрел, что на них грузят. Грузят на них солонину и горох, овёс в мешках.
— Вот как? И зачем им солонина? — Спросил Волков, хотя и сам знал ответ.
Сержант Жанзуан засмеялся:
— Господин, чего же вы спрашиваете, уж кому, как не вам, знать, зачем нужны солонина и горох. То любому известно, что это еда солдатская. А овёс берут для кавалерии и обозных лошадок.
— Значит, воевать собираются? — Опять задал кавалер вопрос, на который не нужно было отвечать.
Но сержант ответил:
— Да нет, господин. Если они уже провиант грузят, то уже не собираются, уже воюют. И если овёс грузят, если обоз с собой потянут, то это не в набег идут, решились воевать не на шутку.
— Думаешь? — Волков усмехнулся, нравился ему этот умный сержант.
— Думаю, что вы тут неспроста. А если к этому ещё и горцы, поганцы, затеяли провиант грузить, значит, началось.
Кавалер молча покивал головой. Да, верно. Всё верно. Верно, что началось и что готовятся воевать не в шутку. Молодец сержант.
Теперь и у него самого не было сомнений. Он продолжил:
— Человека, что ездил туда, опять туда отправь, пусть на берегу сидит и считает, сколько и чего. Главное, что мне нужно знать, сколько телег и сколько лошадей будет.
— Сейчас же отправлю. — Сказал сержант.
Волков помолчал, оглядывая берег. Потом посмотрел на сержанта:
— Если они с телегами будут, то удобнее, чем тут, места для высадки поблизости нет.
— Истинно, господин. — Отвечал сержант. — Тут вылезут, безбожники чёртовы.
Отвечал он с удивительным спокойствием.
Оба они были старыми солдатами. Они всё понимали без лишних слов. Оба понимали, что те полтора десятка солдат, что есть у сержанта, высадку не остановят. Они даже свою хлипкую заставу не смогут отстоять, если её будет штурмовать больше пяти десятков человек. Заставу их возьмут, это только дело времени. И сержант это понимал, и Волков это понимал. Они оба всё понимали. Прекрасно понимали, что горцы по обычаю поганому своему пленных не берут.
— Я пришлю тебе ещё десяток людей. — Сказал Волков, всё ещё глядя на холодную реку.
— Вот это дело, господин, очень они уместны будут, — ответил Жанзуан.
И тут Волков сделал то, что господа обычно не делают, он протянул сержанту руку:
— Держись тут.
— Простою, сколько смогу, — ответил сержант, по-солдатски крепко пожимая руку Волкова.
— Храни тебя Бог.
— И вас, господин, и вас.
До дома еле доехал, ногу опять крутило, жар опять пришёл. Перед Эшбахтом его уже качало в седле. Хорошо, что темнело, а его спутники устали и не видели, но у дома Максимилиану пришлось его придерживать, чтобы не опозорился господин и из седла не выпал.
Хоть его ждали все офицеры, среди которых теперь был ещё и ротмистр Джентиле, совет решено было перенести на утро.
Бригитт, то причитая, то ругая, укладывала его в кровать. Она и монахи, теперь к нему припёрся ещё и брат Семион, готовили ему лекарства и еду. Лекарства он кое-как выпил, а вот съесть почти ничего не смог, воротило. После этого заснул, а госпожа Ланге в ярости пошла и ругала Максимилиана за то, что он не берёг господина. Она кричала на него, звала его «болваном» и «бездельником».
А тот стоял перед ней, хлопал глазами и лишь повторял дурень:
— Простите меня, госпожа. Простите меня, добрая госпожа.
Она же насладилась его смирением и ушла наверх, в покои к господину, насилу там женщина успокоилась.
Утром он смог едва встать. Нет ничего хуже, чем немощность командира. Кто за тобой пойдёт на смерть, если тебя трясёт в ознобе? Кого ты сможешь увлечь, если ты едва можешь говорить?
— Монах, дай мне вчерашнего пойла, — шептал он, едва усевшись на краю кровати.
— Да, господин, но это средство выпивает силы из человека, — отвечал, волнуясь, брат Ипполит. — Всё время его пить нельзя.
— Господи, отчего же вы не лежите? — Начала плакать Бригитт. — Зачем вы встаёте?
— Молчите, не донимайте меня, — шептал Волков, — ступайте, принесите мне воды, чтобы мыться и одежду.
— Господи, господи… — Плакала Бригитт.
— Не донимаете меня, делайте, что велено!
Она ушла, причитая и молясь Господу.
— Увалень! Офицеры собрались?
— Ждут с самого рассвета. — Отвечал молодой человек.
Это было понятно, но сейчас его волновал главный вопрос:
— Вчера посылали человека к фон Финку, он вернулся?
— Да, кавалер, фон Финк обещал быть в самом скором времени.
Это ровным счётом ничего не значило. Пока он сам, собственными глазами не увидит солдат из Фринланда, он не сможет успокоиться.
— Арбалетчики прибыли?
— Вчера к ночи пришли. Ох, какие красавцы! — Отвечал Александр Гроссшвюлле. — Кавалер, дозволите сказать.
— Да.
— К вам просится фон Клаузевиц с самого утра.
— Что ему? — Волков поморщился, его потрясывало.
Сейчас он не хотел видеть этого чересчур правильного рыцаря.
— Он хочет уехать в Мален.
В этот момент брат Ипполит поднёс Волкову чашу с зельем, так он от удивления, хоть и болен был, пить не смог:
— В Мален? Он хочет уехать?
— Говорит, что… Говорит, что в Малене у него есть дружки, что готовы будут помочь нам. Говорит, что они добрые молодые люди, среди которых есть и рыцари. — Рассказал Увалень.
— Ах, вот как, — сказал кавалер, забирая лекарство у монаха, — зови.
Фон Клаузевиц поклонился, стал у двери. Он глядел на кавалера, кажется, был удивлён его состоянием.
— У вас есть друзья, что готовы помочь нам? — Сразу спросил кавалер.
— Да, — кивнул фон Клаузевиц. — То мои друзья, люди лучших семей города и графства. Они ищут турниров и дуэлей, предложу им войну. Уверен, что кое-кто согласится.
— Отлично, хорошее дело, может, кого и уговорите. А вот на обратной дороге, будьте добры, заскачите в замок Баль, к барону фон Деницу, он хвалился, что готов сражаться, если горцы придут. Скажите, что горцы уже грузятся на баржи.
— Они уже грузятся? — Удивился молодой рыцарь.
Волков кивнул, отпивая противное зелье и продолжил:
