Кавалер и его свита ночевала там же. Вечером действие зелья брата Ипполита закончилось. Оно заканчиваться началось, когда они ещё в пути были, а там, на заставе, стало его трясти, руки так тряслись, что из стакана расплёскивал питьё, поесть толком не смог. Напоил его монах лечебным и снотворным, так и уснул, не поев.
Утром снова трясло, монах целый котёл снадобья ещё до рассвета стал варить, думая, что того, что он взял с собой, не хватит. На этот раз кавалер заставил себя есть. Ел телятину холодную с хреном и горчицей из кислых яблок. Раньше бы вдовое больше съел бы и не заметил, но сейчас монах и этому был рад.
Утром по ледяной росе, что от реки за утро налетела, поехали по своему берегу на запад во владения Гренеров.
— Эти места ваши, — сказал он Карлу Гренеру, что служил при нём, — ведите, я-то тут был всего один раз.
— Да, кавалер, я всё покажу вам, — юный Гренер был рад, что к нему в гости едут, старался быть радушным хозяином. — Думаю, отец нам обрадуется и присоединится, если и впрямь горцы осмелятся к нам сунуться. Следующую ночь можем переночевать в имении отца.
Волков, честно говоря, рассчитывал на то, что старший Гренер тоже к ним присоединится. Отец Карла, Иоахим, был, кажется, опытным кавалеристом и немало повоевал за герцога и императора.
Но первым делом они на берегу реки, напротив Мелликона, разыскали солдата, которого сержант Жанзуан отправил считать лошадей, что погрузят на баржи горцы.
— Лошадей нет пока, господин, — сообщил солдат Волкову, когда тот подобрался к нему в удобное для наблюдения место. — Но во-о-он на ту баржу затолкали четыре телеги, на ту еще две. А лошадей не видал.
— А что грузят?
— Жратву, господин. А овса нет, вчера не грузили, сегодня тоже. Я так кумекаю, что народу будет немало, а кавалерии вряд ли много у них будет. — Говорил старый опытный солдат.
Горцы никогда и не славились кавалерией. Не было у них рыцарей, вернее, почти не было.
Глава 47
Отца Карла Гренера, хозяина поместья, им дома застать не удалось, он с сыновьями отъехал. Но управляющий поместьем, дородный и седой Кулинс, был весьма гостеприимен и в отсутствии хозяина радушно кормил их простой, но сытной крестьянской едой. И кормил их лошадей. Юноша очень хотел дождаться отца, но Волков сказал, что нужно ехать. Он хотел вернуться в Рыбацкую деревню, по его расчётам уже к утру следующего дня туда должны были подходить солдаты Рене и Бертье. И как ни просили его Карл Гренер и управляющий поместьем остаться ночевать, они всё-таки поехали обратно.
И зря, в дороге ему стало тяжко, темнело в это время быстро. Немного не успели они, на подъезде к границе владений их накрыла ночь. Ночь была холодной, ветреной и безлунной. И он, хоть и не ехал первый, всё равно рисковал упасть, так как заметно ослаб.
У одного из оврагов уставшая лошадь его наткнулась на впереди стоявшую лошадь, и он так сильно покачнулся, что едва не выпал из седла, его под руку схватил фон Клаузевиц.
— Кавалер, вы устали? — Спросил молодой рыцарь.
— Да нет, задумался, — заговорил Волков.
Сейчас он не очень хорошо понимал, что происходит. Все остановились, собрались вокруг него. Скрывать недуг было бессмысленно, все присутствующие давно про его болезнь уже прознали. Ещё на обеде за столом в поместье они замечали, что ему нездоровится. Когда все молодые люди из его выезда, голодные с дороги, ели за троих, он едва ковырялся в пище. И монах к нему подходил, что-то наливал кавалеру в стакан. Да и вид его не был обычным.
Волков склонился, почти завалился на луку седла, на шею коню. Нет, конечно, он не упадёт, он не ранен и не мёртв, он не вывалится кулем, как старик или пьяница, просто ему нужно несколько минут отдохнуть.
— Монах, — крикнул фон Клаузевиц, — езжай сюда, где ты там?
Брат Ипполит ехал на своём стареньком меринке последним. Мерин был слеповат и видел в темноте плохо, поэтому монах его не гнал, авось, и так поспеет за кавалером и его молодыми спутниками, тем более что уж недалеко было до места.
Он подъехал к Волкову в темноте, нашёл его щёку. Сразу понял — к ночи жар вернулся, действие зелья закончилась.
— Дай мне выпить настойки, монах, — сказал Волков.
— Нет, господин, больше нельзя, вы окончательно силы потеряете, микстура сильна неимоверно, аралия сама по себе, хоть и слабый, но яд, а я делал её, дважды перегоняя. Удивляюсь я, как вы до сих пор ещё не слегли. Нет-нет. Никак больше нельзя вам её пить.
— Глупый монах, — сквозь зубы из последних сил ругался кавалер, — ты что, не видишь, что мне она нужна, я даже до места не доеду без неё, болван ты учёный.
— Мы поможем вам, кавалер, — сказал Клаузевиц, — господин Брюнхвальд!
— Да, — отозвался немного растерявшийся Максимилиан.
— У вас хорошие глаза, езжайте первым. Господин Гроссшвюлле.
— Я тут, — отозвался Увалень.
— Езжайте от кавалера справа, а я поеду слева, следите за ним. Так и будем держаться. Тут, кажется, недалеко уже.
— Да, я буду за ним следить, — обещал Увалень.
— Господа, держитесь за нами, а ты, монах, тоже не отставай, чтобы потом не пришлось тебя искать в темноте. — Распорядился фон Клаузевиц.
Так и поехали. Как они доехали до заставы, Волков не знал, вспомнить потом не смог бы.
Утром у него не было сил встать, хотя жара сильного у него и не было.
— Это оттого, что вы плохо ели последнее время. — Говорил монах, снова что-то намешивая ему.
— Не могу есть, — сказал Волков, — мутит от еды.
Он лежал на охапке веток, на которые была положена попона, а укрыт он был старым солдатским одеялом. Сарай из жердин с дырами в палец толщиной мало защищал от холода.
Поэтому на полу тлел костёр.
— Монах, — наконец произнёс кавалер.
— Тут я.
— Неужели это от этой раны такая хворь у меня?
— Других причин я не вижу, — отвечал брат Ипполит, отставляя ступку с желтоватым порошком.
— Рана же пустячная.
— Да уже не пустячная она. Рана глубокая была, до кости. И опять набухла, я уже думаю, не вскрыть ли её снова.
— Чёртов Шоуберг. — Волков потрогал рану за ухом. — Может, у него был клинок отравлен?
— Не думаю так. Яды иные хвори приносят.
— Надо было рану землёй сразу замазать.
— Дикость! От вас, от образованного человека, слышать такое мне странно, — нравоучительно произнёс модой человек. — Уже если нечем зашить рану, так промойте её настоем шалфея, зверобоя или на худой конец кипячёной водой.
— Не было у меня никакого шалфея.
— Ехали драться, так взяли бы, или меня с собой позвали, я бы взял.
