— Кто ж знал, что я драться буду.
— Зная свой глупый норов, вам всё время нужно с собой аптечный ящик возить.
— Да, надо было, — согласился Волков.
— Надо вам было дома остаться, раз уж рану получили, — с укором продолжал монах.
— Болван ты, монах, — произнёс кавалер устало, — знаешь же, враг рядом, как можно мне дома лежать.
Эта «усталость» в голосе господина напугала монаха побольше, чем жар. Он обернулся и уставился на него с удивлением:
— Толку от вас не будет, если меня не будете слушаться, завтра вы уже и ругаться не сможете, сил не останется, хорошо, если в памяти будете.
Тут к ним в сарайчик заглянул сержант Жанзуан.
— Чего тебе, сын мой? — Сказал молодой монах старому сержанту.
— Слыхал, что неможется господину, — стал говорить сержант, — вот думаю, дай загляну, может, что нужно будет.
— Бульон крепкий можешь сварить? — Спросил Монах. — Мясо выварить хорошо сможешь?
— Мяса у нас тут давно не было, а вот рыбы наварить смогу, у нас тут её навалом всякой. И лук в достатке, и соль есть. Варить?
— Вари, и покрепче.
— Сделаем, святой отец. — Сержант прикрыл за собой полог, что был вместо двери.
— Вы пока это пейте, — сказал монах, протягивая кавалеру чашу.
— А что это? — Спросил кавалер, увидав сероватую бурду в чашке.
— Пейте, — настоял брат Ипполит.
То ли от нового лекарства, то ли от хорошей порции бульона с варёной рыбой, которую ему удалось съесть, но к обеду у Волкова получилось встать и выйти из сарая. Рыбу он не особо жаловал, а речную и подавно, считал её холопской едой, а тут съел всё.
Пришёл солдат и доложил, что с севра идут люди. Он, откуда силы взялись, взобрался на мостки, что приставлены к стене для арбалетчиков, оттуда увидал всадников. Сразу узнал Роху и Бертье. За ними шла колонна солдат, а за солдатами стрелки Рохи. Обоза видно не было.
Он сел на коня и выехал их встретить, заехал на ближайший холм, с ним приехал и Максимилиан. Он додумался развернуть знамя. Сейчас было очень важно, что бы солдаты видели своего командира здоровым и сильным под развевающимся на холодном ветру знамени.
А вот жар даже после хорошей еды не отступил. Он сидел на этом ветру в распахнутой стёганке и без головного убора, смотрел на солдат, что шли у подножия холма и приветствовали его.
— Запахнитесь немедленно, — запыхавшись, говорил брат Ипполит.
— Жарко, — отозвался Волков.
Видно, бежал на холм, перевёл дух и продолжил:
— Ветер ледяной. Немедля запахнитесь и шапку наденьте. Если к горячке вашей вы ещё кашлять начнёте, то не подниму я вас уже не только к войне, а совсем не подниму.
Волков запахнулся, надел подшлемник, но всё равно не стал завязывать тесёмки. Ему и вправду было очень жарко.
— Максимилиан, что вы не следите за ним? — Продолжал монах. — Болен господин.
— Да-да, — растерянно говорил оруженосец. Честно говоря, не знал он, как следить за своенравным господином.
— Приглядывайте за ним. Хворь его нелегка, не каждый смог бы с постели встать при такой хвори, а он на ветру на коне сидит.
— Да-да, я понял, буду приглядывать, — обещал оруженосец.
Они поздоровались.
— Всё хорошо в пути было? — Спросил кавалер.
— Всё хорошо, — сказал Бертье. — Только обозным непросто — грязь.
— Там так кусты растут, что иной раз их рубить приходится, иначе телеги не пройдут, — продолжил за Бертье Роха, — мы обоз ждать не стали, взяли провианта немного и налегке пошли, мало ли, пораньше будем нужны.
— Нет, вчера я посмотрел на них, они только грузятся на баржи. — Сказал Волков. — Вы лагерь ставьте подальше от берега, чтобы вас не было видно с той стороны.
— Мы так и думали, — произнёс Бертье.
— Что, опять думаете их на высадке поймать? — спросил Роха.
— А вдруг получится, — ответил кавалер, но его сейчас волновал только один вопрос. — А фон Финка видели?
— Нет, там, как вы и приказывали, остался Брюнхвальд, он сказал пред нашим уходом, что фон Финк уже начал переправлять свих людей на нашу строну. — Рассказал Бертье.
— Брюнхвальд сам вам это сказал, он сам видел? — Всё ещё не верил Волков.
Он хотел знать наверняка, что фон Финк со своими людьми придёт.
— Да-да, — кивали и Бертье, и Роха уверенно. — Сам Брюнхвальд приехал и сказал нам про это.
От сердца отлегло, но не до конца, всё ещё сомневался он. Так и будет дальше сомневаться, пока не увидит людей фон Финка здесь, на берегу.
— А Пруфф что? — Спросил он.
После этого вопроса Бертье засмеялся, Роха скорчил гримасу.
— Редкостный человек этот Пруфф. — Сказал Гаэтан Бертье. — Много говорит разного.
— Чёрт бы его драл, ноет и ноет, — более конкретно выразился Роха. — Всё ему не так, всё не эдак, всё неправильно.
— Он вышел вслед за вами, кавалер, — продолжал Бертье, — на следующий день вышли мы на заре. Так до полудня мы его нагнали, он еле плёлся.
Роха продолжил рассказ:
— Говорю ему: «Капитан, надобно идти быстрее». А он собачиться начал, орал, чёрт красномордый. Что б его…
— Когда мы его обогнали, он и четверти пути не прошёл. — Теперь опять говорил Бертье.
Вот! Вот ещё один повод ему поволноваться. Мало ему болезни, мало ненадёжного фон Финка, так ещё теперь и этот вечно недовольный спесивый дурак Пруфф. На кой чёрт нужно тащить пушки, если к началу дела они не успеют? Вся надежа на то, что ещё пару дней горцы дела не затеют, и этот болван всё-таки притащит сюда его артиллерию.
— Бертье.
— Да, кавалер. — Отозвался ротмистр.
А Волков молчал, думая, но тот догадался сам:
— Вернуться и поторопить его?
— Да… Вы же везде тут охотились, всё знаете тут лучше меня, возьмитесь за это дело.
— Не волнуйтесь, кавалер, возьму десяток людей, пару лошадей из обоза и помогу капитану Пруффу.
— Да, именно. Поторопитесь, Гаэтан, пушки могут нам очень пригодиться, если до дела дойдёт.
Бертье поклонился и стал поворачивать коня.
— Стойте, Гаэтан, — окликнул его кавалер, — поешьте сначала хотя бы.
— Ничего, на ходу поем. — Ответил Бертье.
А к вечеру ему опять стало хуже, что он едва смог поесть, выйти встретить прибывшего Рене и Джентиле с его арбалетчиками и обозом он уже не смог. Обрадовался, что обоз, наконец, дотащился, и лёг спать.
Забылся дурным, беспокойным сном, вот только до утра он не проспал. Ночью проснулся от того, что брат Ипполит и сержант Жанзуан переговаривались прямо у входа. Монах не хотел будить кавалера, но сержант настаивал.
