Бригитта сама накладывает ему в тарелку еду. Он садиться есть, отламывает хлеб.
— Господин мой, а хотите потрогать чрево моё? Пусть чадо руку отца почувствует, — говорит госпожа Эшбахт.
— Конечно, госпожа моя, — говорит он, кладёт руку на горячую и живую выпуклость своей жены, а жена кладёт свои руки на его руку. Она улыбается, счастливая.
А он тайком ловит взгляд госпожи Ланге. Та серьёзна. Но на вид спокойна: пусть господни трогает чрево своей жены. А тут и монахиня вниз спустилась. Здоровается с кавалером.
Волков начинает быстро есть. А Максимилиан и Фейлинги уже выложили на лавки все части его доспеха. Максимилиан осматривает стёганку:
— Кавалер, кольчугу под доспех будете надевать?
— Нет, — он опять ловит взгляд Бригитт, — стёганки будет достаточно.
После быстро встаёт, не доев, идёт из залы прочь, в дверях останавливается и так, чтобы его не видели другие, зовёт рукой к себе госпожу Ланге.
Та сразу идёт к нему. А он хватает её под руку и ведёт в почти тёмную комнатушку, где сложены кухонные вещи, кастрюли, чаны, кадки, там же около спуска в погреб рыцарь обнимает красавицу, быстро целует в губы, прежде сказав:
— Каждый день, каждый день я о вас думаю.
Она отвечает на его поцелуй, отрывается и говорит:
— А я без вас и спать не хочу ложиться, постель постыла без вас, мой господин, даже жена ваша уже не злит, — гладит его по небритой щеке ласково. — Жалею её иной раз. Плакать хочу всё время, едва сдерживаюсь. Слуг браню без причины, жду вас и жду… Во мне ведь тоже ваше чадо… Вы же не забыли?
— Нет, за ваше чадо молюсь ещё больше, чем за чадо жены, — говорит кавалер.
— Так вы мне о том хоть написали бы. Или дел у вас много? Пишите мне хоть иногда…
А он её слушает, а сам поворачивает её к себе спиной, целует в шею, крепко сжимает груди её, её лобок, затем наклоняет, а она и сама наклоняется, подбирая подолы ночной рубахи:
— Берите меня, мой господин.
— За тем и приехал, любовь моя.
— Любовь? — она, кажется, даже всхлипнула.
— Да, вы любовь моя.
Госпожа Ланге ещё оправляет свою одежду, а он уже идёт обратно в обеденную залу, у него мало времени. Скоро уже граф выведет людей из города, Волкову надобно успеть к границе своих владений раньше него.
Жена завывает уже на самом верху лестницы. Не понравилось ей, видно, что он Бригитт уводил в тёмную комнату. Монахиня идёт за ней и что-то бубнит опять ему в укоризну, но кавалеру сейчас не до баб, он садиться доедать печёнку и говорит пришедшему и усевшемуся на лавку у стены Увальню:
— Александр, переседлайте мне коня.
— Какого оседлать, вороного? — сразу встаёт тот.
— Нет, он быстр, но невынослив, а мне в доспехе весь день ездить, серого седлайте.
Увалень кивает и уходит.
А Максимилиан уже несёт ему наголенник с железным башмаком; пока кавалер доедает, он его обует.
Глава 26
Дороги ещё не совсем просохли после вешних дождей. Глина хорошо держит воду. Но обоза у Волкова не было, потому-то ему и удалось по темноте и сырой дороге довести людей до нужно места ещё до рассвета. Выслали вперёд заставы, предупредив их о том, что севера или с востока придут кавалеристы Гренера, сообщили им пароли, всё как положено. И только после того дали солдатам посидеть, отдохнуть. Солдаты лезли в котомки за хлебом с толчёным с чесноком салом. Садились, выбирали места посуше; садились корпорациями, пили из фляг пиво, ели. Было тепло, костров разводить нужды не было.
Как только начало светать, он стал объезжать место. Место это было ему хорошо знакомо, здесь его земли граничили с землями графа с востока и с землями города — это те, что лежали западнее дороги; здесь он дрался с Шоубергом. Все командиры рот были с ним.
Поездив по округе, выезжая на холмы, господа офицеры как следует огляделись. Остановились на самом высоким из окрестных холмов, тут Брюнхвальд и говорит, ему по рангу положено:
— Господа, рекогносцировка показала, что удобной, сухой земли тут немного, все низины вокруг холмов сыры, суха только дорога. Полагаю, её и перегородим. Как вы считаете, господин полковник?
— Всё так, — ответил кавалер, предлагая своему лейтенанту продолжать.
— Думаю поставить мою первую роту прямо на дороге, фронтом на север. Глубиной на восемь рядов.
— Восемь рядов? Не слишком ли? — сомневался в таком крепком строе кавалер.
— Пятьдесят человек в ряд, они и так почти всё поле перегородят, а нам ещё две роты на фланги поставить нужно, — объяснил капитан-лейтенант. — Иначе ротам Бертье и Рене частью в кусты и в лужи придётся встать.
Тут он был прав, широкий фронт в этих местах был не нужен. Здесь в холмах, да в лужах, да в густом кустарнике вражеской кавалерии было не разгуляться. Атаки во фланг можно было не опасаться. А ещё две роты нужно было как-то разместить.
— Хорошо, — произнёс Волков. — Продолжайте, капитан-лейтенант.
— Там, справа от меня, — Брюнхвальд указывал рукой, — встанет капитан Бертье, за ним капитан Роха со стрелками. Ему как раз будет место выйти вперёд пострелять. А слева встанет капитан Рене, за ним ротмистр Джентиле. Как придёт Гренер, так встанет вон в ту низинку у того холма.
— Боюсь, что оттуда он не сможет атаковать, — заметил Рене. И развил свою мысль. — Он даже там людей построить не сможет, так и будет в колонне стоять.
— Больше тут места нет, — ответил Брюнхвальд. — Иначе его придётся ставить в кусты и перед атакой ему всё равно надо будет выходить и строиться на поле.
— Надеюсь, господа, что до кавалерии дело не дойдёт, — произнёс Волков, осматривая окрестности.
— Думаете, будет как в прошлый раз — посмотрят на нас, повернуться да уйдут? — любопытствовал Бертье.
— Надеюсь на то, — повторил Волков, — помните, господа, надобно сделать всё, чтобы до дела не дошло. Чтобы вида одного нашего им было достаточно.
— Будем стараться, — за всех ответил капитан-лейтенант.
— Карл, раз уж мы притащили сюда сапёров, так поставьте их вон там, — Волков указал рукой на дорогу. — Там дорога вверх идёт, и с севера их будет видно.
— Отличная мысль, кавалер, — соглашался Брюнхвальд, — поставлю их шагах в пятистах на дороге в колонну по четыре, ни один чёрт не разглядит, что это сапёры, все будут думать, что это наш резерв.
— Хорошо бы ещё Пруфф успел до дела приехать, — заметил Бертье.
— Да, капитан Пруфф не из тех, кто торопится, — ответил Роха.
Все стали улыбаться, а Волков сказал:
— Картауна тяжела, господа, а дороги ещё не высохли, но будем надеяться…
