— Пока доспех снимать не нужно.
И пошёл к выходу.
— Фолькоф, дьявол, что ты опять задумал? — кричал ему Роха.
Кавалер остановился у выхода и ответил ему многообещающе:
— Поешь как следует, капитан. Поешь как следует.
Вышел, а навстречу ему Максимилиан с его мокрым знаменем. Видно, знаменосец его мыл после тяжёлого боя.
— Господин полковник, что, завтра сворачиваемся?
— Не знаю, — отвечает Волков задумчиво. — Пока не решил.
— Не уезжаем, а генерал уже уехал, — удивляется знаменосец.
— Вы видели?
— Своими глазами. И вся свита его с ним.
— Тогда найдите мне капитана Кленка.
— Хорошо, а зачем вам этот ландскнехт?
Кавалер остановился и с усмешкой ответил:
— Для знаменосца вы задаёте слишком много вопросов.
Максимилиан молча поклонился и ушёл. А Волков пошёл сам искать капитана фон Реддернауфа. Как и положено капитану кавалерии, он и несколько его офицеров, в том числе и Гренер, были у загона с лошадьми. Волков кивнул им. Те ему кланялись.
Он отвёл капитана в сторону.
— Наверное, полковник, вы по поводу разъездов, я уже сказал офицерам, что мы выйдем до рассвета и проверим всю дорогу до Бад-Тельца, чтобы вы могли провести обоз, — сразу предвосхитил разговор капитан.
Но Волков спросил у него совсем о другом:
— Лошади у вас свежи?
— Лошади? — Реддернауф удивился. — Лошади свежи, мы весь день так и простояли на берегу. Генерал так и не отдал нам приказ о переправе.
Волков чуть помолчал, подумал и наконец произнёс:
— Возможно, я вам отдам такой приказ сегодня.
— Вы? — у кавалериста округлились глаза.
Волков молча сунул ему письмо от генерала:
— Здесь написано, что я комендант лагеря, а значит, в отсутствие генерала я старший офицер.
— Да, но…, - капитан заглядывал в приказ, но всё ещё сомневался.
Волков знал, что делать в тот момент, когда воинские люди так колеблются. Их ни в коем случае нельзя уговаривать. Он выхватил письмо из пальцев капитана и сказал голосом твёрдым:
— Капитан Реддернауф, приказываю вам лошадей покормить, напоить, оседлать и ждать моих дальнейших распоряжений.
— Как вам будет угодно, господин полковник, — отвечал всё ещё удивлённый кавалерист.
— И прошу вас, пока никому о нашем разговоре — ни слова, решение ещё не окончательное.
— Как вам будет угодно, господин полковник, — повторил фон Реддернауф.
Он пошёл по лагерю дальше. Этот разговор с кавалеристом ещё ничего не значил, ничего. Волков ещё и сам был не уверен, что дело сложится. Кавалер даже ещё сам не понимал, хочет ли он такого рискованного дела. Он сам сомневался.
Вопрос этот был весьма нешуточный. Подсудный был вопрос. Да, по сути его оставили старшим офицером, но ему оставили и чёткий приказ: вывести войско и обоз в Бад-Тельц. Ни о чём другом в приказе писано не было.
И тут ему навстречу Максимилиан и капитан ландскнехтов Кленк.
На капитане ландскнехтов, как в их корпорации и положено, был огромный берет, весь в перьях. Камзол с широченными резаными рукавами, оранжевые с чёрным рейтузы по колено, яркие синие чулки. У него к тому же были усы. Усы отличные, ухоженные, видно, ландскнехт ими очень дорожил.
Не снимая берета, он едва заметно поклонился Волкову:
— Вы меня искали, полковник?
— Да, — сразу ответил Волков, он не собирался ходить вокруг да около; как и положено солдату, он заговорил о деле сразу: — Я хочу сходить на тот берег ещё раз и хочу, чтобы вы пошли со мной.
— На тот берег? — Кленк заулыбался и сразу ответил: — Славы ищете, полковник, или желаете утереть нос генералу? Я слыхал, что у вас с ним были раздоры.
— Это здесь не при чём, — сказал Волков.
— Не при чём? Как вам будет угодно, — продолжал капитан. — Но на ваше предложение я отвечу так: к дьяволу, генерал на совете сказал, что завтра мы снимаем лагерь и выступаем в Бад-Тельц. Ничего ни про какие атаки он не говорил. Я не буду ломать своих людей вам в прихоть.
Это был человек уверенный в себе и весьма независимый. И никто не заставил бы его что-то делать против его воли. Но он был ландскнехт, и все знали, что к этим храбрым и независимым людям всегда имеется ключик.
— Каждому вашему человеку по талеру, вам сотня. Всего за одну атаку, — сказал Волков, думая, что сейчас Кленк будет торговаться.
Кленк размышляя не более мгновения:
— У меня пять ротмистров, каждому по двадцать монет и по пять монет моим сержантам.
Волков кивнул в ответ, он был согласен и мысленно уже попрощался с девятью сотнями талеров. Но раз уж этот капитан вытряс с него столько денег, то должен пойти по более тяжкому пути:
— Вы пойдёте с восточного брода. Я пойду с ближнего.
— С восточного? Ну, значит, с восточного, — ландскнехту, кажется, было всё равно.
— Я сейчас соберу совет, вы там меня должны поддержать.
— Поддержу.
— Но это вопрос не решённый, пока о деле никому не говорите.
— Хорошо, — отвечал капитан ландскнехтов, — но всё равно, пойду скажу ребятам, чтобы пока не напивались.
Максимилиан с вытаращенными глазами слушал весь их разговор молча, и когда Кленк ушёл, осмелился спросить:
— Так мы снова идём на тот берег?
— Много вопросов для знаменосца, — опять отвечал ему кавалер с улыбкой, — вместо того, чтобы спрашивать, найдите мне Рене, Хайнквиста и Фильсбибурга, Пруффа. Пусть идут к моему шатру. И приведите в порядок моё знамя.
— Да, полковник, — ответил знаменосец и ушёл.
А Волков зашёл в свой шатёр и, не обращая внимания на Роху, что так и сидел за столом и всё ещё ел, сразу взял Агнес под локоть и вывел её. Девушка косилась на него с опаской, но ничего не говорила, пока он заводил её за шатёр, туда, где для неё была сколочена купальня и уборная. Кавалер завёл её туда, от глаз чужих подальше, и спросил:
— Пока не начал я, пока не повёл людей и пока не пролилась кровь, говори, ты уверена, что Железнорукого нет при людях его?
— Уверена, — твёрдо сказал девушка. Хотя плечами повела едва заметно от мурашек, что побежали по её спине.
— Смотри, — Волков погрозил ей пальцем, перед самым её носом помахал, — я должен победить, мне придётся кучу денег людям раздать, чтобы дело вышло. Не выйдет, — он кивнул на северную стену лагеря, за которой был спуск к реке, — я тебя утоплю.
— Идите уже, идите драться, — храбро сказала Агнес, хоть самой и было страшно, она знала, что господин не тот человек, что бросает слова на ветер. И добавила: — А если мужиков побьёте, так мне денег на новых коней дадите, кучер мой говорит, что моим конец пришёл. На хороших коней, чтобы не хуже моих были, я для вас дело делала, когда их запалила.
