— Мы искали беглых врагов, и нашли их там, — он повернулся к Рене, — сколько там поймали вражеских людей?
— Кажется, шестерых, — отвечал капитан.
— Вот, — произнёс кавалер многозначительно, — шестерых!
— Возможно, так оно и есть, но при том было сожжено много зданий, многих честных жён брали прямо на улице и юных дев насиловали, нанося им пожизненный позор. А тех мужей, кто пытался вступиться, так убивали без пощады. И ещё у многих достойных людей просили деньги и малым не довольствовались. А тех, кто не давал нужного, так пытали огнём и железом до тех пор, пока или не даст нужного, или не умрёт.
Волков, зная о ландскнехтах не понаслышке, не сомневался ни в одном слове бургомистра. Он только согласно кивал головой: да-да, именно так всё и бывает.
После стал вылезать из ванны, на расстеленную рядом рогожу, Гюнтер тут же обернул его простынёй, поставил стул. Кавалер сел, начал вытираться, и денщик тут же стал надевать ему чулки, после и туфли, а потом подал нижнее, панталоны и рубаху свежайшую. А пузатый всё бубнил и бубнил о бесчинствах ландскнехтов в Рункеле, пока полковник не остановил его:
— Незачем мне всё это рассказывать, всё это я видел много раз сам. Но не пойму я, чему вы удивляетесь? Вы земля для нас вражеская, верой вы нам чужие! Вы еретики.
— Не все! — крикнул один из визитёров, и другие стали кивать головами: не все, не все. — Многие из нас чтят святую Матерь Церковь и Папу, наместника Господа на земле.
— Ладно, пусть так, но чего вы хотите от меня? — кавалер перешёл к делу, он помнил, что визитёры пришли не с пустыми руками, они привезли целые телеги чего-то.
— Мы, — бургомистр Мартинс обернулся к своим спутникам, как бы беря их в свидетели, — мы смирено желаем, чтобы вы оградили нас от ярости ваших людей, и в надежде на вашу благосклонность, благородный полковник Фолькоф, просим вас принять наши дары.
Он опять обернулся к своим людям, сделал знак, и один из них, самый молодой, кинулся бежать куда-то, прокричал что-то, и тут же из-за палаток выехали одна за одной две телеги. Телеги остановились, а кавалер встал и пошёл к ним, как был, лишь в нижней рубахе.
У Волкова не было иллюзий по поводу даров. Городишко-то маленький, много с него не собрать. Ну мёд, ну вино, ну серебришка немного, может, сукно из северных земель, но когда молодой горожанин откинул полотно, Волков даже растерялся.
Почти весь воз был уставлен ящиками с отличной серебряной посудой, роскошной посудой. Кувшины малые и большие с глубоким чернением, коробы с трёхзубыми вилками, которые тоже были чернены, короба со столовыми ножами с тем же узором, что и вилки, всего по двенадцать штук, поднос отличный с вычерненной гравюрой из сельской жизни. Роскошные блюда, и уже не чернёные, а с позолотой, с тонкими узорами, с птицами и зверями. Тарелки трёх видов, от больших до малых, к подносу в тон, и все толстые, серебро на них явно не экономили, посуда вся в коробах красивых. Крепкие щипцы для колки сахара, маслёнки, перечницы и солонки, чашечки, ложечки и всякое другое. Кофемолка! Хотя и не из серебра, но всё ж красива. Или это мельница для измельчения перцев? И все эти изделия были большого искусства и почти всё это из серебра, и этого серебра здесь было много, весь воз им забит. И ещё два зеркала красивых, большая чаша для омовения рук. Посуда была в телеге либо с позолотой тонкой, либо с чернением. Этот воз Волкова удивил и пришёлся ему по вкусу.
А для его взора со второго воза срывают покров. И сразу ему в глаза бросается хороший отрез золотой парчи в узорах. Материя драгоценна, сразу видно, а дальше чёрный бархат, к которому невозможно не прикоснуться, синий, аж глазу больно смотреть, отрез атласа, всё изысканное, тонкое. Гобелены, три штуки, свёрнутые в рулоны, лишь углы можно поглядеть, но даже отвернув у любого из них угол, видно было, что работа тонкая, работали мастерицы.
А молодой горожанин распахивает перед ним один за другим ларцы, что нагружены в телегу. Волков зачерпывает из первого целую пригоршню чёрных горошин, нюхает их. Резкий, но приятный запах свежего, ещё не залежалого чёрного перца. Дальше маленький ларец, Волков берёт его, снова нюхает содержимое, это вещь редкая в здешних местах — ваниль. Дальше ещё ларчик, ну, это он знает и так — мускат, а дальше ещё ларцы и ещё. Горожане стоят рядом, в лицо ему заглядывают, пытаясь понять, доволен ли господин кавалер полковник Фолькоф. Да, Волкову всё это нравится, и он даже благодарен капитану Кленку и его разбойникам за их самоуправство и разграбление Рункеля. Не повеселись там Кленк вчера, так не пришли бы эти вот господа к нему сегодня. Но виду Волков не показывает. Он видит сахарные головы, и его лакомство… Огромный, на четверть пуда ларь с коричневыми зёрнами. Кофе! Как он ему рад! Но тут одна мысль его посещает.
Подарки-то дорогие. Он поглядывает на горожан, запуская пальцы в коричневые зёрна. Набирая полную пригоршню. Да и на вид горожане весьма дородны и одеты богато. Городок-то не бедный, судя по всему. И он говорит:
— Вина ваша, господа из Ламберга, велика, вы с мужиками многих честных купцов пограбили…
— Мы никого не грабили, — залепетал бургомистр.
— Вы, конечно, не грабили, грабили хамы, а вы у них всё покупали задёшево и на том богатели безмерно и алчностью своею алчность хамов подогревали, — продолжает Волков, кидая кофе обратно в короб. — И подарков я ваших не приму, так как в городе вашем возьму много больше. И то будет вам наука за жадность вашу.
Бургомистр побледнел, несмотря на дородность свою и полнокровность, бел стал, как полотно. И люди, с ним пришедшие, тоже на глазах с лица спали.
— Но, — продолжал полковник, — если вы мне и людям моим принесёте, помимо подарков этих, ещё двадцать тысяч талеров, то я ваш город обещаю не грабить и жён ваших с дочерьми не позорить.
— Мы согласны, — так быстро ответил бургомистр, что кавалер понял, что продешевил.
И, пытаясь выправить свою ошибку, добавил:
— Талеров эксонских, а не талеров Ребенрее или талеров Ланна.
Талеры Эксонии были тяжелее других.
— Конечно, эксонских, — заверил его толстяк. — Другие у нас не в ходу.
Опять Волков продешевил, но слово рыцарское не возьмёшь, и поэтому он искал другой способ:
— Слышал я, что Железнорукий проживал в вашем городе?
— Истинно так, — соглашался бургомистр, — Эйнц фон Эрлихген со своею женой проживал у нас.
— В хорошем доме? — осведомился кавалер.
— В лучшем в городе.
— Этот дом я конфискую.
— Конечно, — кивали все пришедшие горожане, это было справедливо.
— И всякое иное имущество, что принадлежало этому разбойнику, я тоже конфискую, — продолжал Волков.
— Конечно, конечно, — соглашались горожане. А бургомистр сказал: — До вечера серебро будет у вас.
— Я рад, что мы так хорошо договорились, — сказал Волков.
