Он уже хотел их отпустить, но тут к нему сзади подошёл капитан Рене и прошептал на ухо:
— Пусть верёвок ещё привезут.
— Верёвок? Каких верёвок? — не понял полковник
— Мужиков-то вон сколько нужно повесить, а верёвок мало нашли.
Кавалер понимающе кивнул и сказал бургомистру:
— Ещё воз верёвок привезите, нужны нам.
— Всё сегодня же будет, — обещал бургомистр, и горожане стали кланяться.
Погода стоит прекрасная, утро свежее и тёплое, в лагере после ночного буйства почти тихо, пленных увели на окраину к реке. Там самое удобное место, чтобы их держать. И поить не нужно. Кашевары ставят столы, расставляют посуду; так как утро, то вина разбавляют водой, причём водой не из реки, водой, взятой в недалёком отсюда ключе. Жарят мясо, благо в лагере у мужиков с разной скотиной было всё в порядке. И козы есть, и овцы, и свиньи, и коровы, выбирай, что любишь. Солдат тоже было решено побаловать хорошим мясом, не всё им солонину есть да тёртое сало.
Волков, сидя на стуле, глядел, как Гюнтер достаёт из телеги очередной роскошный кувшин:
— Номер семнадцать: средний кувшин с чернением, изображена птица, кукушка, — диктовал он, и молодой Курт Фейлинг всё это записывал на бумагу.
— Красив кувшин необыкновенно, — комментирует Максимилиан, беря на секунду кувшин из рук денщика.
— Записал, — говорил Фейлинг.
— Блюдо для мяса большое с позолотой по краю, — говорит Волков, осматривая следующий предмет из телеги.
— Номер восемнадцать… Блюдо…, - повторяет Фейлинг.
Как приятно было этим заниматься, видя, что уже почти накрыт стол, кашевары несут уже к нему подносы с большими жареными кусками свинины с луком. Тазы с грубо нарезанными сырами, самыми разными, от мягких козьих до самых твёрдых, корзины со свежими, ещё горячими хлебами. Масло, сливки, варенья, пироги, соусы… И ко всему этому над майским утром разлетается божественный запах кофе. Кавалеру уже не терпится. Ведь за вчерашний день он почти ничего не ел. Когда ему было?
Но от мечтаний о великолепной еде и разглядывания своих новых сервизов его отрывает Рене. С непривычной для него настойчивостью он становится невдалеке и всем своим видом показывает, что у него к полковнику дело, но не желает отрывать командира.
— Что вам, капитан? — прервал перепись своих сокровищ Волков.
Рене тут же подошёл и начал:
— По недосмотру или по глупости, но холопов мы держим вместе с офицерами и рыцарями. Сие чревато бунтом.
— Верно, — согласился кавалер. — Верно. Развести их хотите?
Нет, Рене и не думал их разводить, он продолжал:
— А если не бунтом, так побегом, может, с той стороны лодки в ночь подойдут, и хамы бежать начнут.
— Хорошо, хорошо, — соглашался Волков. — Распорядитесь, чтобы господ держали от хамов отдельно.
Казалось бы, вопрос разрешён, но Рене не собирался уходить, так и стоял тут со злым лицом.
— Что ещё, капитан? — спросил полковник, немного раздражаясь тем, что его отвлекают от занятия серебром.
— Вот думаю, может, и нет необходимости тянуть с ними? — отвечал Рене, делая вид, что размышляет вслух, хотя сам уже давно всё решил.
— С кем? — не понял Волков.
— Ну, с офицерами и пойманными ночью кавалерами. Может, их лучше сразу казнить?
«С чего бы тебе быть таким кровожадным? И про верёвки для холопов помнишь, и с господами тянуть не хочешь?»
— А не думали ли вы, Арчибальдус, — по-родственному заговорил Волков, — что за господ можно у семей их просить выкуп? Сколько их там у нас, полтора десятка будет или около того, это… Три тысячи талеров, если даже быть милосердными и не грабить их семьи.
— В пекло сатаны это серебро, — с неожиданной твёрдостью отвечал капитан, — все они должны ответить за смерть моего друга, и хамы, и господа. И господа в первую очередь. Всех на ветки, вместо яблок.
«Ишь ты! — Волков уставился на капитана с плохо скрываемым удивлением. — Ещё недавно ты боялся дезертиров повесить, хотел решения солдатских корпораций или приказ от меня, а тут вон как раздухарился! Всех вешать хочет, и денег никаких ему не нужно».
Но, чуть подумав, полковник решил, что он прав. Деньги деньгами, но для репутации Рыцаря Божьего, Меча Матери Церкви и Инквизитора лучше будет поступить так, как предлагает Рене. Да и рыцари эти были, скорее всего, еретиками, и его самого они не пощадили бы.
— Будь по-вашему, Арчибальдус, в пекло такое серебро, — произнёс он, — вот только вешать господ нельзя. Они должны быть обезглавлены.
— Не достойны эти воры, пусть спасибо скажут, что на колёсах их не ломают, как отцеубийц или других душегубов.
— Сие не вам решать, дорогой мой родственник, — уже без всякой мягкости в голосе отвечал Волков. — Велено вам господ обезглавить, так идите и найдите охотников это сделать. Обещайте каждому желающему талер за верный удар.
— Как вам будет угодно, — с видимым недовольством отвечал капитан.
— И перед смертью пусть всякого, кто пожелает, причастит священник, — продолжал Волков.
— Зачем? — уже нагло спрашивал Рене.
— Затем, что я Рыцарь Божий! — заорал Волков так, что Гюнтер и Фейлинг вздрогнули, только Максимилиан был невозмутим, он уже слыхал подобное. — Затем, что я паладин и опора Трона Господня на земле, и Господня Длань! Или вы о том не слыхали?! И затем, что я ваш командир! Или вы про это забыли?!
— Извините, — Рене поклонился, — просто я подумал, что еретикам причастие не надобно и что все капелланы остались в Бад-Тельце, с фон Боком. У нас и попов здесь нет, кроме вашего лекаря.
— Так пошлите за братом Ипполитом. Коли господа вознамерятся вернуться в лоно истинной Матери Церкви, так пусть монах их причастит.
— Всё будет исполнено, как вы пожелаете, а за братом Ипполитом я пошлю незамедлительно, — отвечал Рене, кланяясь.
«Ишь как его распирает, вот так бы ты в бой рвался, как на казни, откуда в нём такая кровожадность образовалась, неужто это из-за бедняги Бертье?»
Полковник смотрит вслед уходящему капитану и решает вернуться к приятному занятию.
— Гюнтер, ну? Что там дальше? — говорит он денщику, что стоит у телеги с серебром.
Но тот ответить не успел, к полковнику подходит кашевар, кланяется:
— Господин полковник, столы накрыты.
— Прекрасно, собирай офицеров.
— Офицеры уже собрались, ждут вас, — говорит кашевар.
— Да, что ж, тогда иду.
Он встал со стула, настроение у него было отличное:
— Господин Фейлинг, будет лучше, если мы не будем искушать наших людей, чтобы никого потом не пришлось из них вешать, я прошу вас приглядеть за моим серебром, пока я завтракаю. А завтрак я распоряжусь вам прислать сюда.
