Глава 57
Дел теперь было много, к вечеру пригласили бургомистра Лейденица, с ним обсудили число, на которое назначена свадьба.
Бургомистр выразил свою радость по поводу того, что именно Лейдениц столь знатные дома выбрали для заключения матримониального союза, и со своей стороны заверил ландамана и генерала, что лично будет следить за приготовлениями к свадьбе. Он уверял, что господа не раскаются в выборе места. Все горожане уж расстараются, чтобы свадьба соответствовала высокому уровню сторон. Особенно стал он их уверять, когда узнал о той сумме, что стороны готовы потратить на свадьбу.
Правда, бургомистра немного удивил выбор генерала, когда тот сообщил ему, что со стороны Эшбахта распорядителем на свадьбе будет купец Гевельдас, но удивление своё бургомистр сдержал в рамках вежливости. Гевельдас так Гевельдас. Как вам будет угодно, господин Эшбахт.
А уж как была довольна Элеонора Августа этим днём! И еда ей тут по вкусу пришлась, и сама невеста Урсула Анна; оказалось, что много они в этот день говорили, беременной женщине всегда найдётся о чём поговорить с женщиной, у которой уже есть дети.
«Ну, слава Богу, сегодня хоть обойдёмся без слёз».
Кавалер же думал о том, что завтра с утра поедет к рыбацкой деревне, завтра Брюнхвальд начнёт выводить гарнизон с того берега. Надо посмотреть, что у него там есть в лагере. Сколько фуража, сколько провианта, пороха. Сесть с Брюнхвальдом, Пруффом и Вилли, всё посчитать. Рассчитать всех солдат. Посчитать содержание офицерам. Заодно встретиться с Мильке и просить его сделать топографию дороги от деревни до Эшбахта. В общем, дел у него было предостаточно. Но, как говорится, человек предполагает…
Утром, радушно попрощавшись с будущими родственниками прямо на пирсах, чета Эшбахтов, под причитания взволнованной будущей переправой Элеоноры Августы, стала грузиться в баржу и, погрузившись, отплыла в свои пределы.
А там его ждал мальчишка из дворовых.
— Господин, вчера вечером прибыл в дом ваш конный, — мальчишка протянул конверт. — Вот, привёз.
Волков не знал ни ленты, ни почерка на конверте. Он взял бумагу.
— Что за человек это привёз? — спросил он, кажется, вспоминая красивый почерк.
Генерал не очень рассчитывал на вразумительный ответ, вразумительного ответа он и не получил:
— Да конный какой-то. Не почтовый, — отвечал мальчишка, пожимая плечами.
Волков развернул бумагу, нет, почерк, все-таки, был ему был знаком, его сердце застучало, текст смотреть не стал, сразу на подпись глаза опустил. Так и есть: «Ваш друг». И больше ничего.
Теперь кавалер знал, кто ему пишет. Это письмо было от канцлера фон Фезенклевера. А текст был короток, но очень ёмок по содержанию.
«Милостивый государь, дело, о котором вы хлопочете, кажется, может разрешиться в вашу пользу. Его Высочество сказал, что готов принять вас. С делом не тяните, настроение принца, как и удача, переменчиво.
Ваш друг».
Волков взволновался сразу, особенно его порадовала фраза «Его Высочество сказал, что готов принять вас». Казалось бы, простая фраза, но в ней заключалась вся суть письма. «Его Высочество сказал, что готов принять вас». Канцлер не написал ему «Его Высочество желает вас видеть». Или «Надобно вам скорее быть у двора». Или «Курфюрст просит вас явиться незамедлительно». Нет, нет. Тут была совсем иная форма приглашения. «Его Высочество сказал, что готов принять вас». Это форма значила, что Волков придёт к своему сеньору добровольно. И по воле своей сможет уйти, как бы ни кончилась беседа с герцогом. Ведь это будет приём! А не вызов строптивого вассала пред очи сеньора.
— Максимилиан!
— Да, генерал, — сразу откликнулся прапорщик, по лицу кавалера видя, что опять им предстоит какое-то дело.
— Всех моих гвардейцев, всех господ из выезда соберите, скажите, что сейчас же едем в Эшбахт, меняем лошадей на свежих и оттуда в Вильбург. Гюнтер, ты сундуки мои не бери, а сам собирайся. Готовься, дорога будет непростая.
Слуга кивал: как скажете, господин. Он уже привык к неспокойной жизни господина.
— Супруг мой, — сразу запричитала Элеонора Августа, — опять вы в дорогу? Зачем вам Вильбург?
— Родственничек ваш, дорогая моя супруга, согласился меня принять, — отвечает кавалер. — Хочет говорить со мной.
— Родственничек? Какой? — женщина уже и позабыла, какой родственник у неё живёт в Вильбурге. — Уж не к герцогу ли вы собрались?
— К нему, — говорит Волков, подходя к жене. — Хочет курфюрст говорить со мной, может, простит меня, как вы думаете?
— Ой, не езжайте, — жена сразу начинает плакать, откуда только слёзы у неё берутся. — Сеньор наш норовом крут, строг весьма, всегда строг был, быть вам в кандалах, за ваши-то проделки. Вы же великий ослушник. И упрямец своевольный. Таких наш герцог не привечал. Не езжайте, супруг мой. Дома будьте.
— Ничего, ничего. Я Рыцарь Божий, Господь меня в обиду не даст, — отвечает он, целуя жену в мокрые щёки. — Поеду.
Сказал и пошёл. Проходя мимо Бригитт, взял тайно её руку, сжал сильно, а она и говорит тихо:
— То золото, что вы мне перед войной дали, всё цело, всё у меня; если вас герцог схватит, кому то золото отдать, чтобы за вас при дворе хлопотал? Я всё устрою.
А у самой тоже слёзы в глазах.
«Они, беременные, всегда, что ли, так слезливы?»
Кавалер едва сдерживается, чтобы не поцеловать её. Просто качает головой:
— Нет, не нужно, пусть золото при вас будет. Архитектор дом до Рождества должен достроить. То ваш. На него деньги отложены, в малом сундуке лежат. Вот ключ.
Генерал отдаёт ей ключ.
А глупая женщина вместо того, чтобы радоваться, стала рыдать не хуже Элеоноры Августы. Генерал морщится, он этого не любит:
«Дуры, что с них взять».
Господин Фейлинг придерживает ему стремя, он, стараясь больше не смотреть на Бригитт, садится на коня.
— Роха, пригляди за домом.
— Я с тобой еду, Фолькоф, — отвечает майор весьма фамильярно, подходя к своему коню. — Мало ли, вдруг пригожусь.
— Вечно ты мне перечишь, Скарафаджо, — говорит кавалер. — Сказал же, пригляди за домом. Тут ты мне и пригодишься.
Роха ему ничего не ответил, только кивнул, соглашаясь, и протянул крепкую солдатскую руку.
От Малена до Вильбурга три дня пути, так он за три дня доехал до Вильбурга от Эшбахта. Ещё б быстрее смог, да боялся, что коней попалит. И не смотрел он на то, что к концу третьего дня гвардейцы его и господа из свиты уже в сёдлах от усталости качаются. Ничего, потерпят, его сам герцог ждёт, он должен торопиться, не то вдруг сеньор в намерениях переменится.
Перед самыми воротами Вильбурга на них вдруг обрушилась гроза с молниями и была такая сильная, так обильна была водой, что по улицам под копытами их коней протекали бурно целые городские реки, вымывая всякую дрянь с городских улиц.
