Вот тут герцог улыбаться перестал, Карл Оттон Четвёртый, герцог и курфюрст Ребенрее, никогда не улыбался, когда дело касалось денег. К серебру он относился весьма серьёзно. Это предложение, эта мысль кавалера ему понравилась и уже поколебало его желание наказать ослушника, Волков сразу это понял, и Брунхильда тоже это поняла.
— Таможня? — Переспросил курфюрст.
— Да, ваше высочество. С вашим гербом и правом досмотра всех прибывающих в Ребенрее товаров.
— И для этого нужно всего лишь простить моего брата, — вступила в разговор красавица. — Уж простите его, друг мой сердечный. Он вам ещё пригодится.
Да, вот уже дурное настроение герцога растаяло, он был готов простить:
— Но как же… Не могу я вот так взять и простить, — курфюрст всё ещё сомневался. Вернее, он уже искал способ разрешить дело прощением, но так, чтобы никто не усомнился в его силах. — Не знаю даже я, как мне объяснить это людям моим, чтобы доброту мою не сочли за слабость…
— Так сие легко разрешить, — продолжает графиня, — возьмите да наградите брата моего, а не наказывайте?
Волков посмотрел на неё насторожённо, а герцог удивлённо, он и спросил её:
— Как это наградить? Что вы такое говорите? Я наказать его должен, а не наградить! Наказать за своеволие!
— Так в том и хитрость, вы возьмите, мой господин, да наградите его, как будто никакого своеволия и не было, а всё было по вашему с ним тайному уговору.
— Ничего не понимаю! — Произнёс герцог.
— Коли наградите его, то все подумают, что у вас и у брата моего был меж собой тайный сговор и что бил он горцев по вашему наущению, а ваша с ним вражда была лишь видимость, как будто свару с горцами затеял он сам, а вы тут не при чём. А теперь как дело миром закончилось, так и вам больше таиться нет нужды, и вы его награждаете.
— Это весьма мудро, — заметил Волков. — И об этом деле я буду всем говорить, что вы мне сию войну поручили тайно и тайно меня поддерживали. Что вы и есть истинный победитель горцев.
Герцог смотрел то на кавалера, то на графиню, в его лице виделась растерянность, не присущая этому твёрдому и умному человеку:
— Какой коварный ум у вас, душа моя, — наконец произнёс он. — Вы сами то придумали?
— Сама, — отвечала графиня, явно польщённая таким замечанием. — Так уж наградите братца, и всё благополучно завершится. И все мы счастливы будем, а награда ему большая не нужна, ни серебра ему не нужно, ни земель с мужиками.
— И что же ему нужно? — Спросил герцог.
И тут первый раз за всё это время Волков почувствовал облегчение, словно камень с души упал. Брунхильда сделала своё дело, герцог больше не желал его наказывать.
— Так хоть титул ему дайте, пусть все удивятся, братцу честь великая, а вам, мой господин, то обойдётся лишь в стоимость чернил. — Говорила красавица. А Волков ещё и добавил:
— Да, мне будет великая честь, а нашему другу архиепископу Ланна от этого приключится большая изжога.
От этой простой мысли про архиепископа, герцог вдруг даже стал улыбаться. Это ему очень понравилась:
— Хотел мне, значит, курфюрст Ланна устроить войну, а устроил мир с хорошим торговым договором. Что ж, изжога для ланнского попа стоит титула.
Герцог, всё ещё улыбаясь, повернулся и пошёл к столу, на ходу отдавая распоряжение:
— Господин канцлер.
— Да, Ваше Высочество, — сразу отозвался фон Фезенклевер, вставая.
— Запишите в разрядной книге Ребенрее, что с сего дня кавалер Фолькоф фон Эшбахт будет ещё именоваться титулом барон, отныне он барон фон Эшбахт.
— Барон фон Эшбахт? Барон?! — Удивлённо переспросил канцлер улыбающегося герцога. — Господин Эшбахт теперь барон?
— Да, я дарую кавалеру Эшбахту и его детям право на титул. А вам, господа, я потом всё объясню.
А господа, что пришли судить Волкова, сидели с лицами каменными, они ничего не понимали, лишь поглядывали на графиню: не иначе она это устроила.
Волков же низко поклонился герцогу и произнёс:
— Ваше высочество…
— Я слушаю вас, барон, — отвечал курфюрст.
— Я думаю построить замок на берегу реки…
— И?
— Я думал назвать его Рабенбургом.
— А, замок Ворона, хорошее название, под стать вашему гербу.
— Именно.
— Я понял, — герцог повернулся к канцлеру: — Пусть отныне кавалер Фолькоф фон Эшбахт зовётся бароном Рабенбургом. Так в разрядную книгу и запишите.
Канцлер, не произнося ни слова, поклонился. А герцог взял графиню под руку и сделал Волкову знак идти за ним.
Он вышел на балюстраду, туда, где собрались люди, остановился с графиней перед ними. Ответил кивком на их поклоны и сказал:
— Господа, сегодня приёма не будет, мы с графиней утомлены и идём обедать, — он повернулся к кавалеру и указал на него рукой, — кстати, прошу вас знакомиться, тем, кто не знал его, это кавалер Фолькоф фон Эшбахт, барон фон Рабенбург.
Волков, хоть и не ожидал этого, но сразу нашёлся, он низко поклонился всем господам, что собрались тут. А те господа стали и ему кланяться. Кланялись, а в глазах их было недоумение. И… неприязнь. Волков понимал их. Никто не любит выскочек. Впрочем, ему было всё равно. Он сегодня же, сейчас же, собирался ехать в Эшбахт. У него была куча дел — до рождества не переделать.
Конец
