— Сколько? — сразу спрашивает Волков, сие первое, что нужно знать командиру о враге. — Много их?
— Дюжина. Может, больше, они из-за угла вышли, нас увидали и встали сразу. В доспехе все в хорошем. Постояли и ушли за угол.
— Офицер был при них, стрелки, арбалетчики, конные?
— Конных не было… Офицер? Не разглядел я…
— Вас, дураков, зачем туда послали? — зло говорит кавалер. — Не разглядел он, олух.
И было отчего ему злиться, ситуация складывалась неприятная. Скорее всего это уже местные собираются. Сколько в городе их? Город хоть и не очень большой, но очень богатый, тут во всяком доме доспех имеется. Он и так был невесел, а тут ещё больше помрачнел.
Вот и плоды задержек и опозданий прорастают. И что теперь? Что ему теперь делать? Отводить людей? Или выяснить, сколько там на улице человек? Даже если местные сотню соберут, то ему будет очень тяжко.
— Иди, — говорит он резко, — беги к сержанту. Сразу начинайте стрелять, как их ещё увидите. И сразу мне сообщайте.
Солдат, тяжко стуча ботинками по мостовой, побежал к своей части.
И первый раз вместе с рождающимся в глубине души страхом закралась к нему мерзкая и скользкая мыслишка. «А не пойти ли, пока ещё не стало поздно, пока в тылу или во фланге его не появился отряд горожан, назад, к пристаням? Не захватить ли баржу да не отплыть ли на ней к себе?».
Нет-нет, то дело ублюдочное, трусость — суть холопская, ему, Рыцарю Господа, такое не пристало. Это от дьявола всё, это рогатый искушает. Нельзя бросать Брюнхвальда и Роху. Если придут сюда с соседней улицы отряды, у него есть резерв, почти сто человек, он перекроет улицу и будет стоять, ждать высадки фон Реддернауфа и Кленка.
А тем временем от стрельбы такой дым на улице стоял густой, что дышать было непросто. И теперь пули аркебуз после каждого залпа доставали всё больше и больше врагов. Первый ряд горцев, что был в начале боя, почти полностью сменился. Теперь людей с хорошим доспехом стало заметно меньше. Пули стрелков, да и стычка с баталией Фильсбибурга прыти и наглости горцам поубавили. Волков подъехал ближе через дым пороховой и с удовлетворением отметил, что всего у горцев осталось шесть рядов в баталии, и шестой был отнюдь не полон. Жаль, что офицер вражеский всё ещё ездил на своём чёртовом коне за спинами своих чёртовых солдат.
И, видно, залпы аркебуз так измучили противника, что за спинами его снова появились арбалетчики.
«Слава Богу, что не на крышах соседних амбаров».
И тут же полетели болты через головы вражеской баталии, и все опять доставались стрелкам Вилли. Один, второй, третий стрелок, выходя на исходную позицию, ловил арбалетный болт в плечо, в руку или в бедро. Волкова перекосило от злости, а ведь вроде всё налаживалось, как хорошо было, когда после залпа одной линии трое, а то и четверо врагов покидали строй.
«Ублюдки!».
Волков чуть проехал вперёд:
— Вилли, хватит, отводите людей! Отводите!
Он не мог допустить сейчас таких потерь.
Капитан Вилли даёт команду, и стрелки бегом покидают свои позиции, и тут же арбалетные болты начинают лететь уже в людей Фильсбибурга. Тянуть нельзя, время сейчас не на стороне генерала, он едет к капитану:
— Капитан…
И тут за спиной Волкова Максимилиан вдруг выругался:
— Дьявол!
А потом кричит господин Фейлинг, и в голосе его слышится страх и возмущение:
— Максимилиан, вы ранены…!
Волков оборачивается.
Болт ударил знаменосца в щёку, под правую скулу. Распорол её, кажется, выбил зуб, зацепился за край шлема и упал вниз. Из разорванной щеки на горжет и кирасу обильно течёт кровь.
— Вы ранены, Максимилиан! — продолжает кричать бестолковый Фейлинг.
— Замолчите, болван! — орёт на него Волков и уже спокойнее говорит Максимилиану: — Прапорщик, отдайте знамя сержанту Хайценггеру.
Сержант, услыхав это, тут же подъезжает к ним. Он готов взять знамя, дело это для всякого почётно.
— Нет-нет, я в порядке, — с трудом отвечал молодой прапорщик, доставая из седельной сумки чистую тряпку и прикладывая её к лицу.
«Не хватало ещё, чтобы эти ублюдки мне знаменосца убили или чтобы он знамя уронил».
— Капитан Фильсбибург, — говорит Волков, — идите уже на них, врежьте им как следует.
— Да, генерал, — отвечает капитан, — барабанщик, играй «готовься».
Пока Вилли стрелял, Фильсбибург выровнял линии и, взяв из резерва людей, пополнил их. Теперь его восемь полноценных линий выглядели заметно внушительнее, чем шесть неполных линий врага.
И пошли солдаты кавалера вперёд. Сошлись. Теперь, не имея возможности стрелять в солдат Фильсбибурга, арбалетчики горцев сразу стали кидать болты в Волкова, Максимилиана и молодых господ. Волков хотел быть ближе к своим солдатам, но один болт попал ему в шлем, тут же ещё один порвал знамя, ещё один царапнул незащищённую в тот момент руку Румениге, и ещё один слегка зацепил шею его коня. Болты сыпались дождём — пришлось отъехать, чтобы сохранить лошадей.
И опять понесли солдат к забору, чтобы уложить в ряд своих раненых и мёртвых товарищей. А горцы дрались так, что не только сами не уступали, а ещё давили на баталию Фильсбибурга.
А у забора уже человек тридцать лежит, кавалер перестал считать мертвых и раненых. Он надеялся, что и противник несёт потери. Да нет же, он знал, что так и есть, но противник на своей земле. К ним помощь может прийти в любую минуту, а вот к нему…
Он сжимал и разжимал кулаки, приходя в ярость. Злился он в основном на Фильсбибурга, полагая, что тот слишком хладнокровен во время дела. Это было невыносимо. Генерал не мог вот так сидеть и ждать, зная, что дорога каждая минута, что всякая следующая может всё изменить, всё перевернуть ему во вред и привести к разгрому.
— Фейлинг, — рявкнул он, — дайте-ка мне мою секиру.
— Господин генерал…, - только и произнёс оруженосец.
— Сержант Хайценггер, ты и твои люди со мной, знаменосец тоже, — продолжал генерал, уже слезая с коня.
— Господин генерал, сие не должно вам, — вдруг заговорил Максимилиан, так и держа окровавленную тряпку возле лица, видно было, что он не согласен с приказом, на памяти кавалера первый раз прапорщик заупрямился и оспаривал его решения, но ума возражения свои излагать тихо у него хватило, — если… вас даже просто ранят, дело будет проиграно… Дело и вся кампания. А может, и всем вашим людям конец придёт.
Волков не слушал, он уже ногу из стремени достал, но тут к ним подбегает капитан Вилли и сообщает:
— Их арбалетчики убежали, господин генерал, пусть Фильсбибург отведёт своих людей, я ещё постреляю, теперь у них доспехи похуже будут, теперь мы их свинцом нашпигуем. Только дайте.
