Волков размышлял всего мгновение. Дело было не в предложении молодого капитана стрелков, дело было в том, что Максимилиан прав. Сейчас, когда всё словно подвисло на волоске или, вернее сказать, висит на весах взбалмошной Фортуны, лучше не рисковать.
— Хорошо, капитан Вилли, передайте Фильсбибургу, пусть отводит баталию, — наконец произносит генерал и снова ставит ногу в стремя.
Он надеялся, что сейчас горцы пойдут за отступающими и выйдут на широкое место, и тогда он точно сам поведёт резерв и гвардейцев, чтобы смять им фланг. Но офицер за спинами горцев не собирался покидать позицию. Стал ровнять ряды.
«Ждёт, он точно кого-то ждёт».
А к ним уже побежали стрелки Вилли.
«Высаживались на заре, а сейчас осталось, кажется, два или два с половиной часа до полудня».
Единственное, что его утешало, так это то, что, выровнявшись, враги едва набрали пять целых рядов, да ещё дюжину людей.
А Фильсбибург из резерва брал себе в пополнение столько людей, чтобы снова выставить восемь полноценных рядов. В резерве же осталось едва пять десятков свежих солдат.
Как только Вилли вывел на позицию стрельбы первую свою линию, так Румениге сообщил:
— Хенрик с Каренбургом едут.
Господа подъехали, Волков едва сдерживался, чтобы не поскакать к ним навстречу, так он хотел знать новости.
— Брюнхвальду тяжко, — сразу заговорил фон Каренбург, — против него было шесть сотен горцев. Да ещё арбалетчики одолевают, он просит вас больше навалиться на свой край, чтобы отдышаться.
— Только Роха его и выручает, — продолжает за товарища Хенрик. — Говорят, дураки-кавалеристы горцев стали из лагеря выезжать, чтобы построиться для атаки, а Роха к ним подошёл на сто шагов и так их ударил, что половину лошадей им сразу перебил, им пришлось спешиться.
— А наших кавалеристов не видели? Вы были на берегу? — задал самый главный вопрос кавалер.
— Нет, господин генерал, через берег мы проехали, на берегу никто не высаживался.
— Берег был пуст.
Тут он понимает, что ко всем его ошибкам, совершённым в этом деле, прибавляется ещё одна. Никак нельзя было отдавать приказ о погрузке кавалерии в первую очередь. Теперь ему было ясно как день, что первым нужно было грузить Кленка. Его ландскнехты погрузились бы в три раза быстрее, чем кони фон Реддернауфа.
Да ещё в две баржи сразу влезло бы три сотни человек, а кавалеристов в те же две баржи всего сотня, если не меньше.
И только сейчас это ему стало ясно. Как пришлись бы сейчас кстати хотя бы три сотни этих отличных пехотинцев. Хоть ему, хоть Брюнхвальду с Рохой. И на кого теперь орать, на кого зубами от ярости скрипеть, как не на себя.
Он смотрит на баталию Фильсбибурга, капитан пополнил её, в ней снова восемь рядов по тридцать человек. В резерве уже меньше пяти десятков.
— Значит, у полковника Брюнхвальда тяжко? — спрашивает он.
— Да, генерал. Потери у него и Рохи велики, — отвечает фон Каренбург. Хенрик кивает, соглашаясь с ним.
— Господа Хенрик и фон Каренбург, — говорит генерал, — прошу вас проводить этот отряд, — он указывает на оставшийся у него резерв, — в помощь полковнику Брюнхвальду.
— Да, господин генерал, — отвечает за обоих фон Каренбург.
— Прошу вас, сделайте это со всей возможной поспешностью. А на обратном пути снова заезжайте на берег, посмотрите, не выгружаются ли кавалеристы.
— Будет исполнено, господин генерал, — кланяется фон Каренбург.
Глава 14
Снова пороховой дым заволок улицу. Вилли командует линиями, в этом он поднаторел. Волков снова видит, как после каждого выстрела строй врага покидают раненые. Или товарищи их уносят или сами выходят.
«Крепче, крепче бей сволочей, Вилли, не зря же я тебя капитаном утвердил, бей их быстрее, пока снова не прибежали арбалетчики».
Стрельба линиями, которую изобрели Вилли и Роха, действительно эффективна. Из восьми десятков людей, что были в распоряжении молодого капитана, шестьдесят уже отстрелялись и, отойдя назад, спешно заряжают оружие, а на линию стрельбы выходят последние двадцать человек.
— Целься! — орёт Вилли.
Горцы уже не бравируют свой силой, лучшие из них, те, что стояли в первой линии в начале боя, почти все уже своё получили, теперь стоят другие. Они прикрывают лица латными перчатками или наклоняют перед залпом голову, чтобы пули попадали в крепкие шлемы, закрывают незащищённые места оружием. Их лица злы до предела, глаза источают лютую ненависть. Они жуть как ненавидят этих стрелков, которые вот так вот, ничем не рискуя, спокойно выходят на свою позицию, чтобы ранить их, увечить и даже убивать. Волков усмехается, напряжение, что не отпускало его с самого рассвета, вдруг отошло, позабылось. Стрелки стреляют сейчас очень неплохо, жаль, что у них не мушкеты. А ещё думает о том, что в случае его поражения стрелкам лучше в плен не сдаваться. Ибо простым перерезанием горла или ударом в сердце они не отделаются. Горцы им припомнят этот расстрел. Припомнят. Судя по их лицам, они стрелков на куски будут резать.
Он не заметил, как к нему подбежал стрелок, снова тот, что к нему уже прибегал:
— Господин!
Всё благодушие, что было навеяно таким приятным расстрелом врага, сразу испарилось, он почувствовал новую тревогу.
— Ну, говори.
— Началось дело, сержант меня прислал просить помощи.
— Что, снова пришли они? — кавалер имеет в виду горожан.
— Пришли господин, три десятка, с аркебузами, с арбалетами, уже затеяли кидаться.
«Три десятка. Как вовремя, как раз когда я отдал последний свой резерв Брюнхвальду. Три десятка… Пока что пустяки. Но кто знает, сколько их будет ещё». Ему нужно было поехать посмотреть. Обязательно, он должен был сам увидеть и оценить опасность.
— Максимилиан, знамя останется тут, — он даёт шпоры и едет к Фильсбибургу. — Капитан, я отъеду, там на улице горожане, кажется, собираются при железе, вы за старшего. Пусть Вилли продолжает стрелять дальше. Пусть всех перебьёт, вы пойдёте вперед, если его снова отгонят арбалетчики. И если уж пойдёте, так столкните их наконец.
— Да, генерал, — отвечал капитан. — Как пожелаете.
Но вот тон капитана кавалеру совсем не понравился. Фильсбибург, кажется, боялся. Чего — непонятно. То ли что генерал его бросает и убегает, то ли остаться старшим в таком тяжком деле.
«Не Карл Брюнхвальд и не Роха. Даже не Вилли». Хоть теперь и не хотелось ему ехать, но прояснить ситуацию ему было необходимо.
— Приглядывайте за ним, — сказал генерал знаменосцу и добавил уже господину Фейлингу: — Останьтесь с Максимилианом вестовым, если что-то пойдёт не так, скачите ко мне, я в поперечной улице налево отсюда буду.
