Вспоминается Абу Омар, его смущение, когда он смеялся, вспоминая об отрубленной голове иорданского солдата, этот неестественный натужный смех, непохожий на обычный смех Абу Омара, например, когда я спутал S.A.L.T.
[85] с городом Сальт или когда он объяснял мне довольно неожиданное возрастание значимости ФАТХа.
– В 1964 году ФАТХ был всего лишь хилым ручейком. Арафат, в ту пору инженер, решил стать профессиональным революционером и ушел из прежней профессии. Сражение при Караме признали победой и сами палестинцы, и весь арабский мир. После этого личный состав ФАТХа увеличился в пять-шесть раз. Появились и другие организации, конкурирующие, порой враждебные. Лагеря перестали быть просто лагерями беженцев, они превратились в тренировочные. Особенно ФАТХ разросся в Иордании, где ему благоволили многие чиновники Королевства, и нас (Абу Омар часто это повторял) поддерживали все жители оккупированных территорий, палестинские студенты и преподаватели, а еще в Европе, Америке и в Австралии. Вы знаете, что у нас есть студенты, которые учатся в Мельбурне. Сейчас король провозгласил себя первым из фидаинов. А в те времена он был последним. Сегодня ФАТХ это широкое интернациональное море, а тогда, в 1964, был слабым ручейком.
Но тот ручеек тек свободно, а море бороздят американский и советский флота. Мы наносили удары, где и когда обстоятельства это позволяли. Мы брали на себя ответственность только за саму Организацию. Никто, ни простые фидаины, ни руководители, не беспокоились о великих, о США, СССР, Великобритании или Франции. Я собирался прибавить сюда и Китай, но нет, после 1948 года Китай стал прислушиваться к другим, да и сам осознал некоторые вещи, понял, что это за движение: возвращение на территории, откуда нас изгнали.
Кроме Арафата и некоторых командиров почти никто не был способен разумно и решительно руководить людьми, направлять эти народные волнения. Возможно, пик волнений уже пройден, напряжение спало, о многих движениях за независимость в мире уже и не вспоминают. Нам повезло, что мы обнаружили трех наших главных врагов, вот они по значимости: реакционные арабские режимы, Америка, Израиль.
– Израиль вы поставили на последнее место?
– Я же знаю, что вы, хотя сейчас и ничего не записываете, все равно делаете пометки. Значит, я обращаюсь к человеку, который напишет книгу, поэтому предпочитаю правду. То, что я сейчас говорю, то, что вы видите своими глазами, можете сверить с комментариями, которые прочтете во французской прессе или услышите во Французском Институте в Дамаске. Реакционные арабские правительства, особенно страны Персидского залива во всю глотку клеймят Израиль, но даже не из-за агрессии против арабской территории, а, как правило, из-за какой-то ерунды вроде ритуалов богослужения, но все они верные союзники Америки. А что Америка? Она, действительно поддерживает Израиль или просто пользуется им, чтобы продвинуться в регионе, а главное, продолжать контролировать нефтяные скважины Персидского залива? В каком-то смысле, Израиль бережет наши силы. Факты вы знаете: рассеянные по миру евреи, изгнанные римлянами с земли, обещанной Богом Аврааму, но завоеванной Иисусом Навином, после двух тысяч лет скитания и страданий требуют эту Обетованную землю – нашу Палестину – и, не дожидаясь, пока Бог выполнит свое обещание, изгоняет оттуда ее жителей, мусульман и христиан. Вот что произошло в общих чертах, ну а то, что происходит сейчас, вы видите сами.
Мы с ним надолго замолчали, и все это время в голове у меня крутилась мысль: «Кто жил в Палестине, кто ее оккупировал после разрушения Храма Титом, кто приговорил иудеев к изгнанию? Оставшиеся ханаане? Или уцелевшие иудеи, обращенные в христианство, а около 650 года в ислам?»
Я столько внимания уделяю рассказам Абу Омара и Мустафы потому, что всегда, когда мне доводилось бывать на Ближнем Востоке, в Иордании, Сирии, Ливане, я убеждался, что палестинцы не только защищают свои права на этой земле, но ищут истоки, а одна палестинка мне даже сказала:
– Настоящие евреи это мы. Которые остались после семидесятого года и затем обратились в ислам. А преследованиям нас подвергали наши родственники, у которых не было родины.
Между тем Абу Омар продолжал:
– Психология евреев, сформированная, возможно, их скитаниями по западным странам, где они познали и богатство, и власть, и презрение христиан, а еще много учились и обрели научное мышление – так об Эйнштейне я думаю как о немецком ученом иудейского вероисповедания – но не смогли преодолеть свои страхи и то, что можно назвать горькими воспоминаниями и тоской по гетто, эта самая психология объясняет, почему они жаловались на палестинцев и только потом в открытую восставали. Израиль, ставший нашим собственным рекламным агентом, как вы выражаетесь, для нас это было как нельзя кстати. Как это звучит! Если бы нечто подобное имелось у тамилов, где были бы сейчас батавы? У Израиля такое стремление к пропаганде, что он с древнейших времен был сам себе лучшим рекламным агентом. После Франции, разумеется. А еще после Церкви. И это шло нам на пользу. Правда, не будь мы столь бдительны, наше движение может недоосуществиться. Если такого слова нет, давайте его изобретем, пусть будет. У Арафата имелось одно серьезное опасение, да и сейчас есть, он высказал мне его однажды: «Вот уже несколько месяцев наша революция в моде. Мы обязаны этим Израилю. Газеты, фотографии, телевидение… Операторы со всего мира приезжают на нас посмотреть и представить в романтическом ореоле. Предположим, все это начнет раздражать. Если палестинскую революцию перестанут показывать и рассказывать о ней, её просто не будет».
– Значит, цель Арафата, помимо всех прочих, разумеется, провоцировать зрелищные события, чтобы засуетился рой фотографов, плакальщиц, певцов. Хор в греческой трагедии.
– Вы всё шутите, впрочем, я не против. И я немного улыбнусь, хоть мы и шутим о революции.
– Высшее искусство!
– Да, высшее искусство. Теперь давай опять серьезно. Я уже говорил, что революция из-за этой экзальтированной риторики – картинок на экране, метафор и гипербол в повседневном языке – рискует недоосуществиться. Наши сражения вот-вот превратятся в позы, пусть выразительные и героические, но постановочные. А наша игра закончится, забудется и…
Он на мгновение остановился, улыбнулся и закончил вполне ожидаемо:
– … отправится в мусорные корзины Истории.
– Но ведь вы устраиваете революцию, чтобы возвратить свои территории?
– Где мне, вероятно, никогда не доведется жить. Я хочу только сказать, что хотя главная цель революции возвращение территорий, на этом она не остановится. Позвольте еще несколько слов об Израиле. Он слишком преувеличивает свою боль и угрозы, которые якобы исходят от нашего присутствия у него под боком, от наших воплей и криков, усиленных громкоговорителями и усилителями – усиленных усилителями – это я хорошо сказал – звуковыми колонками, расставленными по всей так называемой «диаспоре». Продолжим позже, я расскажу вам, почему нам так повезло иметь врагом Америку. Например, послезавтра, если захотите вернуться в Аджлун. Приезжайте, Ферраджа там больше нет, – добавил он, улыбаясь. Только держите поближе свой французский паспорт, когда увидите иорданский пост.
