По дороге капитан Смирнов, или, как его здесь звали, Александр Смолл, осторожно расспрашивал меня о том, что произошло в мире. Как оказалось, знание жителей САСШ обо всем происходящем за пределами их страны чрезвычайно скудны и однобоки.
Их газеты взахлеб расписывали разного рода светские сплетни, особенно если это касалось тех людей, которые здесь признаны успешными. Зато об освобождении Ирландии от английского владычества написали, по словам Алексея Ивановича, лишь несколько строк. Про Дублинский трибунал над военными преступниками была лишь пара возмущенных комментариев – мол, как они смеют! Еще меньше было написано про то, что в Ирландии на стороне будущего короля Виктора воевали и американские добровольцы, а о том, что они сражались под флагом Конфедерации, в газетах не было ни единого слова. Да, такие слухи ходили, но им мало кто верил, и капитан Смирнов был очень удивлен, узнав, что это правда.
– Следует ли из этого, господин Шульц, что Югороссия и Российская империя поддерживают теперь южан-рабовладельцев? – осторожно спросил меня мой спутник. – Мы, конечно, готовы сражаться против насильников и убийц из Вашингтона, но помогать южанам снова восстановить рабство…
Смирнов пожал плечами и внимательно посмотрел мне в глаза.
– Мне кажется, господин капитан, – ответил я, – вы не совсем правильно оцениваете расстановку политических сил. Рабство изжило себя, и восстанавливать его никто не собирается. Да и снова загнать негров в рабское состояние вряд ли возможно. Для этого надо перебить большую часть чернокожих, что, как вы понимаете, не собирается делать даже самый упрямый рабовладелец. Времена сейчас совсем другие.
Но вседозволенности и беззаконию, творимому солдатами так называемых цветных полков, следует положить конец. Это будет лучше и для самих негров – иначе их вскоре будут убивать родственники тех, кто пострадал от бесчинств и насилия чернокожих. Естественно, достанется не только виновным в преступлениях, но и тем, кто не имеет никакого отношения к грабежам и убийствам.
Смирнов согласно кивнул и о чем-то задумался. Тем временем наши кони начали мотать гривами и всхрапывать – я с раскаянием подумал, что мы их изрядно вымотали по дороге из Вашингтона, и я даже не подумал взять свежую лошадь.
– Далеко ли нам еще ехать? – спросил я капитана.
– Не более получаса, – ответил тот. – А вы что, господин Шульц, уже устали?
– Есть немного, – я и в самом деле уже несколько отвык от дальних конных прогулок, да и ноги у меня одеревенели от напряжения.
– Ничего, – усмехнулся капитан, – отдых после пути гораздо более приятен, чем просто возлежание на диване после обеда.
Селение Гленелг, в котором дислоцировался генерал Турчанинов, состояло всего лишь из пары дюжин зданий. Самое главное – оно не было разграблено, и строения в нем не имели следов пожаров. У первого из них нас остановил вооруженный караул солдат, среди которых был и один негр. Внимательно осмотревшись, я заметил, что рядом с постом, стоявшим прямо на дороге, находится еще один, хорошо замаскированный и состоящий, как мне показалось, из бывалых вояк. Такая постановка караульного дела мне пришлась по душе – генерал Тёрчин сумел заставить своих подчиненных бдительно нести службу, и противнику было бы трудно застать его врасплох.
Капитан Смирнов назвал пароль, дождался отзыва, после чего направился к одному из зданий, ничем особо не выделявшемуся среди прочих. Я тоже отметил сей факт. Ведь даже если противник и сумел бы ворваться в селение, то он не смог бы с ходу определить, в каком из домов находится командование отряда.
Генерал Турчанинов встретил нас у дверей своего штаба. Я сразу узнал его по фотографии, которую показывала мне госпожа Антонова. Только сейчас он выглядел значительно постаревшим и донельзя усталым. А так все то же самое: большие залысины, открывающие высокий лоб, изрядно поседевшие бородка и усы. Да и волосы сильно поредели, и седина густо украсила их. Только глаза у командующего повстанцами, поднявшимися на борьбу против бесчинства североамериканской армии, оставались проницательными и умными.
– Что хорошего вы хотите сообщить мне, капитан? – обратился он по-русски к Смирнову. – И что за люди рядом с вами? Как я понимаю, они не случайно оказались в наших палестинах.
– Вы правы, Иван Васильевич, – произнес я по-русски, не дожидаясь ответа капитана Смирнова. – В ваших краях мы оказались не случайно. Для начала я хотел бы передать вам привет от вашего старого приятеля, с которым вы во время войны проводили рекогносцировки и картографические съемки побережья Балтийского моря. От Николая Павловича…
Услышав мои слова, Турчанинов опешил. Впечатление было такое, как если бы стоявший перед ним индеец-апач вдруг стал читать «Илиаду», причем на языке Гомера. Но генерал быстро пришел в себя.
– Так значит, господин, простите, я не знаю вашего имени и отчества, пришли ко мне от графа…
Тут я предостерегающе поднял руку.
– Иван Васильевич, я бы хотел переговорить с вами с глазу на глаз. А имя и отчество мои – Евгений Максимович. Добавлю, что мы с вами однокашники – и вы, и я в свое время окончили одно и то же учебное заведение в Санкт-Петербурге, расположенное на Английской набережной
[30].
– Тогда я попрошу пройти в дом. Я велю супруге приготовить нам кофе.
– Я бы предпочел чаю. Впрочем, вы хозяин, а на востоке говорят: «Гость – ишак хозяина».
Попрощавшись с капитаном Смирновым, мы зашли внутрь. Там нас встретила женщина лет пятидесяти от роду, опрятно одетая и приветливая.
– Надин, – сказал ей по-русски генерал, – познакомься, Евгений Максимович приехал к нам из Петербурга. Если бы ты знала, как я рад тому, что в России обо мне еще помнят. Видимо, настал тот момент, когда я снова понадобился Отчизне. Впрочем, наш гость, я надеюсь, объяснит нам цель своего приезда.
– Обязательно, Иван Васильевич. Вы правы – в России о вас помнят. У меня при себе небольшая записка от графа Игнатьева, адресованная вам. А более подробно то, что просил передать вам Николай Павлович, а также некоторые другие особы, мне поручено доложить вам лично.
21 (9) августа 1878 года. Гленелг, Мэриленд
Макс Шмидт, коммерсант, он же Евгений Леонтьев, резидент военной разведки Российской империи
Мне показалось, что генерал Турчанинов меня не узнал. Неудивительно – с того времени, когда мы вместе с ним обучались в Академии, прошло уже немало лет. Да и мы оба достаточно сильно изменились, причем не в лучшую сторону. Возраст – штука хитрая. Он, конечно, прибавляет знаний и опыта, но убавляет здоровья и юношеского задора.
Но в скромно обставленной комнатушке, куда радушная хозяйка вскоре принесла чайник с заваркой и чашки с блюдцами и куда еле-еле пробивался свет из небольшого оконца, он посмотрел на меня и неожиданно произнес, задумчиво почесывая переносицу:
