Мне в той церемонии не довелось поучаствовать – как назло, за четыре дня до награждения я сильно простыл, и югоросские врачи запретили мне присутствовать на награждении. А через несколько дней, когда я более или менее поправился, меня посетил президент Дэвис в присутствии Сергея Александровича Рагуленко и прикрепил к моей груди орден КША Южный крест 1-й степени и медаль «Феникс Конфедерации». На ней был изображен феникс, взмывающий ввысь из горящих руин к полумесяцу с надписью Liberty – Свобода. Под флагом Молтри – синим знаменем с этим полумесяцем – воевали южане во время Первой революции. А сегодня он – вместе с деревом пальметто – находится на гербе Южной Каролины. С другой стороны медали полукругом бежала надпись: «За свободу и независимость Конфедерации. 1878».
После чего президент отбыл по своим неотложным делам, а Сергей Александрович Рагуленко – теперь в генеральских погонах со змейкой и двумя звездами – остался со мной.
– Евгений Максимович, – улыбнулся он. – А у меня к вам письмо от императора. Простите, только не оригинал, а факсимиле… Что в нем, я, естественно, не знаю.
Он вручил мне запечатанный конверт и встал, чтобы выйти. Я улыбнулся:
– Нет-нет, Сергей Александрович, обождите.
Почерк я узнал сразу – это была действительно рука его императорского величества. В нем он выражал признательность за мои заслуги и сообщал о награждении меня чином полковника и орденом Святой Анны 2-й степени с мечами. Кроме того, он написал, что очень хотел бы видеть меня новым послом Российской империи в Конфедеративных Штатах Америки.
Я посмотрел на генерала Рагуленко:
– Сергей Александрович, государь предложил мне должность полномочного министра в Конфедерации. Этого я не ожидал.
– Открою вам небольшой секрет, – улыбнулся генерал. – Вашу кандидатуру предложил ему лично адмирал Ларионов. Да, вы не кадровый дипломат, но вы так хорошо себя зарекомендовали на государевой службе, и у вас столь замечательная репутация среди конфедератов, что он согласился.
Кстати, выскажу вам свое личное мнение – вы как нельзя лучше подходите для этой должности. И еще – скучно вам не будет, хоть это и не привычная вам разведывательная деятельность. Ведь еще древние говорили: «Дипломат – почетный шпион». Как мне кажется, это недалеко от истины. Не так ли?
Я усмехнулся:
– Да, вы, конечно, правы. Да и возраст мой уже не тот, чтобы и далее заниматься тайными операциями. Скажите, вы можете передать конфиденциальную телеграмму в Петербург от моего имени?
– Конечно, можем. Причем зашифрованную так, что никто во всем мире не сможет ее прочитать без нашей аппаратуры. А в Петербурге ее расшифруют и передадут императору. Конечно, можем послать и факсимиле – но это займет пару лишних дней, ведь надо будет сначала доставить документ на Бермуды.
– Да, я думаю, телеграммы хватит.
Я написал несколько слов благодарности и согласия на листе бумаги и вручил их генералу, а затем спросил:
– А кто будет послом в КША от Югороссии?
– Генерал Османов Мехмед Ибрагимович. Он, как и вы, разведчик. Только, естественно, свою деятельность не будет афишировать. К тому же он прекрасно владеет английским языком. Думаю, что вы с ним поладите.
– Да мы знакомы с Мехмедом Ибрагимовичем еще по Константинополю.
– Еще лучше. К тому же он успел подружиться с императором еще в бытность Александра Александровича наследником престола. Думаю, что это будет для вас тоже немаловажно.
– Но разве он не стал вице-канцлером?
– Открою вам небольшой секрет. Он сам попросился на эту должность – видите ли, ему довольно-таки быстро надоело в Константинополе.
Через неделю мы с генералом Османовым уже договаривались с ричмондскими властями об аренде трехэтажного особняка на Ист-Маршалл-стрит, в двух шагах от Президентского особняка Конфедерации. Дом сей ранее принадлежал кому-то из конфедератов, погибшему во время Второй революции и не оставившему наследников. Во время Реконструкции его выкупил за копейки некий саквояжник, бежавший недавно на Север. Сделка по его покупке была признана ничтожной, и дом достался нам со всей обстановкой.
Первый этаж стал посольством России, второй – посольством Югороссии; жили мы здесь же, на третьем этаже. Вполне вероятно, что в скором времени нам предстоял переезд в Вашингтон, а пока нам и этого вполне хватало.
Тем временем события мчались с бешеной скоростью. Через неделю после перемирия был подписан трехсторонний договор между САСШ, КША и Югороссией, который закрепил те положения, о которых договорились между собой президент Уилер, югороссы и конфедераты. Парламенты штатов Севера прислали в Филадельфию новых сенаторов взамен тех, кого арестовали и выдали Конфедерации, или тех, кто выбыл по уважительным причинам (смерть, тяжелая болезнь, эмиграция).
Председателем Сената, согласно Конституции, является вице-президент страны. Так как Камерон был арестован, а нового может выбрать лишь Палата представителей, которая была распущена, временным председателем Сената избрали сенатора от Огайо Джона Шермана, брата генерала Шермана. К всеобщему удивлению, он показал себя с лучшей стороны. Первым делом он предложил принять правило, согласно которому после ста часов дебатов любой сенатор мог предложить прекратить прения, и если две трети сенаторов проголосуют за эту резолюцию, то дебаты прекращаются и немедленно следует голосование
[59].
После чего началось рассмотрение вышеуказанного договора. Дискуссия, если верить газетам, была сначала весьма жаркой, но все изменилось после выступления сенатора Роско Конклинга от штата Нью-Йорк. По его словам, выбор был между плохим и очень плохим. И присовокупил, что виноваты в сложившейся ситуации «именно мы, сенаторы». К слову, Конклинг был одним из немногих, кто в свое время воспротивился инициативе Хоара об изъятии Калифорнии из текста первого договора с Югороссией, о чем он не преминул заявить в ходе дебатов. Мол, если бы не идиотизм Хоара, то могло не быть никаких проблем.
Имевшая было место попытка филибастера
[60] закончилась голосованием за прекращение прений – Шерман поступил весьма дальновидно. Более того, в результате Сенат проголосовал подавляющим большинством за ратификацию договора «без каких-либо изменений либо изъятий». И территория САСШ уменьшилась более чем наполовину.
После этого прошли референдумы в Канзасе, Колорадо, Неваде и на территории Дезерет. Подавляющее большинство жителей Колорадо выступило за то, чтобы остаться в составе САСШ. В Канзасе же во время проведения референдума откуда-то появились некие народные милиции, которые в ряде населенных пунктов допускали только тех к выборам, про кого они знали точно, что те проголосуют за САСШ. Они не гнушались и стрельбой – в частности, тяжело ранен был нью-йоркский журналист Джозеф Пулитцер, имевший неосторожность отправиться на один из таких участков. В результате за САСШ проголосовало около пятидесяти двух процентов – а там, где милиционеров не было, подавляющее большинство голосов были за Конфедерацию. Но как бы то ни было, Канзас так и остался в составе Севера, и Юг решил этого не оспаривать.
