– Джуда, все-таки мы добились своего. Конфедерация заняла свое место среди государств мира. И то, что нас признали столько стран, – в большой мере твоя заслуга.
– Скорее – помощь югороссов. Ведь во время Первой Конфедерации ни одна страна так и не отважилась установить с нами дипломатические отношения, хотя некоторые – в частности, Англия – этого негласно хотели. Но, как говорят наши югоросские друзья, я сделал все, что мог, и пусть тот, кто сможет, сделает лучше.
12 января 1879 года (31 декабря 1878 года). Балтимор, харчевня «Sharecropper»
Капитан армии Конфедерации Эзра Джонсон, почти эмигрант
– Я тебе говорю, пошел отсюда! – раздался раскатистый бас Джона Джонсона, моего кузена и хозяина харчевни. – Одна лишь черная харчевня во всем городе, и ты приперся именно сюда.
– Простите, уважаемый, – послышался голос Алекса Смолла. – Я ищу моего друга, капитана Эзру Джонсона.
– Чудны дела Твои, Господи, – ответил ему Джон. – Твоего друга? Я не ослышался? Ты же белый!
Я вышел на крыльцо.
– Джон, он и правда мой друг.
– Ну ладно, тогда пусть заходит.
Алекс улыбнулся и вошел внутрь. Джон без лишних слов поставил перед ним жареную свинину и кружку пива, добавив:
– С тебя четверть доллара.
– Ну и моему другу того же, – ответил тот, даже не отреагировав на сильно завышенную цену. – Так что полтинник.
– Двадцать пять центов за вас обоих, – сменил Джон гнев на милость, принес мне того же и удалился.
В последний раз мы виделись в середине сентября, когда я заехал к моему русскому другу в Вашингтон и застал его пакующим чемодан.
– Ты куда собрался?
– Надин Тёрчин попросила меня съездить в Иллинойс, продать дом и привезти кое-какие вещи.
– А что они сами не поехала?
– Югороссы отправили обоих Тёрчинов в Константинополь, в лечебницу на Принцевых островах. А я собираюсь последовать за ними сразу после инаугурации.
– Ты что, уезжать собрался?
– Видишь ли… Все-таки родина моя не здесь, а там, в России. А невесту мою убили, и меня здесь больше ничто не держит. Так что сначала поеду в Югороссию, буду учиться на инженера, у меня уже приглашение есть. А потом посмотрим – может, там останусь, но, наверное, уеду домой, в Смоленск. Кстати, не хочешь купить мою мастерскую? Тебе как другу отдам дешевле.
– Купил бы, но и меня здесь ничего больше не держит. Ведь и у меня все погибли – и родители, и жена, и доченьки мои, и брат с сестрой… Все теперь на кладбище – там, у фермы.
Я промолчал, а потом сказал:
– Слыхал, может быть, про Африканскую компанию?
– Слыхал краем уха. Они вроде хотят зафрахтовать пароходы, чтобы любой негр мог уехать в Африку?
[61]
– Именно так. Вносишь определенную сумму, и тебе рано или поздно будет место на корабле. Хотя финансирует это в первую очередь правительство Конфедерации. Они же и следят, чтобы все было по-честному.
– А что там делать?
– Либерия готова принять неограниченное количество – но туда я не хочу, ведь прибывшие ранее из Америки негры первым делом закабалили местное население. Колониальные державы, в первую очередь Англия, заинтересованы в людях с образованием для своих африканских колоний – еще бы, мы говорим по-английски, умеем читать-писать, пусть немного по-другому, чем они. Я и хочу в одну из их колоний.
– Но ты же из Мэриленда! Твои родители здесь родились, твои дедушки и бабушки. Это твой дом!
– Мой, да не мой. Нет у меня здесь никого, и сам домик, где я вырос, сгорел, равно как и тот, который я построил. Да и не любят нас теперь здесь – разве что если видят мои Южные кресты.
– Но и прибыли вы сюда не по своей воле. Вас белые поработили и сюда привезли.
– Ну и что? Отец говорил мне: если все будут следовать правилу «око за око и зуб за зуб», то все будут беззубыми и одноглазыми. Да и не все было так просто… Мой дед рассказывал: его дед жил в деревне, которую захватили люди короля Дагомеи и продали всех в рабство на остров Святого Антона. А там его купили уже американцы и привезли в Мэриленд. Так что там не одни белые были замешаны. И знаешь, что интересно? Югороссия арендовала у Португалии тот самый остров Святого Антона – его потом переименовали в Принсипи, «остров принца», – и организовали там несколько училищ и университет для репатриантов. Буду там учиться на инженера. Если возьмут, конечно.
Тогда мы хорошо провели вечер за кружкой пива, а с утра Алексей уехал в Иллинойс. Я думал, что не увижу больше своего друга – но вчера мы случайно увиделись на инаугурации Оливера Семмса, куда пригласили всех кавалеров Южного креста первой степени. Он и спросил, где я остановился, а сегодня зашел меня навестить.
– Я-то думал, что ты уже уехал.
– Завтра и уезжаю в Константинополь. А у тебя как?
– А я послезавтра. Приняли меня в Университет Святого Антона, но семестр начинается первого февраля. Хотел раньше туда отправиться, да билетов не было. Как ты в Иллинойс-то съездил?
– Да так, – и Алекс погрустнел. – Давай лучше выпьем за наше с тобой будущее! Чтобы все у нас получилось!
Я и не заметил, как Джон наполнил кружки еще раз, – а потом мы обменялись адресами университетов, и Алекс, еще раз обняв меня, пожал руку Джону и ушел. Мой кузен долго смотрел ему вслед, потом неожиданно сказал:
– Если бы все белые были такими…
1 февраля (20 января) 1879 года. Константинопольский дом Турчаниновых
Алексей Иванович Смирнов, студент
– Алешенька, как я рада тебя видеть! – Надежда Дмитриевна крепко обняла меня. – Давно приехал?
– Позавчера, – улыбнулся я. – Вчера устроился, узнал, как вас найти, а сегодня с делами разобрался – и сразу к вам.
– А остановился-то где? А то можно и у нас, будем очень рады.
– Да нет, спасибо, я в общежитии поселился. Все-таки лучше быть поближе и к самому университету, и к другим студентам.
– Ну, как знаешь. Передумаешь, можешь переезжать к нам, места у нас много.
– Надежда Дмитриевна, я хотел вам рассказать про поездку в Иллинойс.
