Выбрались обратно, и Егору Левоновичу снова показалось, что он заметил в зарослях воздушный мотоцикл. И снова Савельев отказался терять время на поиски аппарата, сославшись на обстоятельства. Во-первых, сам он ничего не заметил. Во-вторых, потерянное время ничем не компенсировалось, даже если беглец и в самом деле умудрился спуститься на этот уровень. В-третьих, и это было самое весомое доказательство, по мысли полковника делать Точилину в «подвале» Большого Леса было совершенно нечего.
Поискали «птичий глаз», нашли.
– С богом! – с кряхтением сказал Сергей Макарович.
Миновали длинный тоннель, вылетели в «слой бутерброда», поросший буреломными джунглями. Поманеврировали, с интересом рассматривая неухоженные заросли копии Большого Леса, однако нетерпение Сергея Макаровича повысило градус, и после недолгих поисков параллельной «червоточины» они спустились на этаж ниже, где их встретила настоящая пустыня.
Но и здесь задержались лишь на десять минут, хотя в пустыне было на что посмотреть. Песчаные холмы имели вполне осмысленные геометрические формы, издали их можно было принять за искусственные сооружения, да и вблизи они производили большое впечатление как остатки «крепостей» и «замков». И Сергею Макаровичу пришлось приложить усилие, чтобы отказаться от предложения спутника осмотреть странные скалы – чисто гигантские пальцы чуть ли не километровой высоты! – и песчаные «минареты».
Нашли вход в шахту, похожий на кратер вулкана, нырнули в него как в воду и спустя минут сорок (по внутреннему секундомеру Савельева) вылетели в «слой бутерброда», словно завернутый в призрачную лунную дымку и освещённый серебристым провалом в куполе неба в форме медузы…
– Музей! – проговорил Карапетян первое, что пришло в голову.
– Город! – с примерно такой же неуверенностью добавил Сергей Макарович.
Но пейзаж перед глазами мужчин не являлся ни тем, ни другим, несмотря на некоторое сходство.
Рельеф местности представлял собой низину в форме гигантской чаши, края которой к горизонту переходили в небеса почти неразличимым поясом.
Лес здесь присутствовал, представляя собой искусственные посадки стройных «тополей», «араукарий» и «рододендронов». Но он не был таким гигантским, как Большой Лес, и смотрелся скорее порослью своеобразной травы, из которой вырастали группы зданий.
Нет, не зданий!
Это были скульптуры высотой опять-таки не меньше километра (стандартный для Леса размер), высеченные из полупрозрачного материала, напоминающего ортоклаз – минерал, прозванный лунным камнем, вызывающим эффект «кошачьего глаза».
Не было ни одной одинокой фигуры, все изваяния стояли группами по три и шесть скульптур, и все эти стройные, удивительной красоты и гармонии фигуры были… женщинами! Причём – трёхликими!
– Куда мы попали?! – пробормотал Сергей Макарович. – Всего ожидал, только не этого! Женщины?!
– Как видите.
– В псевдогороде наверху, который вырастил Лес, мы встречали одну такую скульптуру.
– Разве Лес не предупреждал майора, что первой цивилизацией в этом мире была гуманоидная? Вот доказательство. Она оставила памятник о себе.
– Цивилизация матриархата? – хмыкнул Савельев. – Амазонки, так сказать?
– Почему нет?
– В таком случае как они размножались без мужчин?
– С помощью партеногенеза.
Сергей Макарович пожал плечами, показывая тем самым, что имеет хороший научный кругозор.
– Вы правы, хорошая идея. А что означают три лица?
– В отличие от человеческих в геноме Амазонок, наверно, были три линии хромосом: Х, Y и Z. Вот и всё объяснение. Хотелось бы узнать, что случилось потом, каким образом появились Демоны, в крови которых тоже были три хромосомы. Как они переродились физически, составив семьи из мужчины, женщины и какого-то дополнительного носителя крови Z.
– Попросим Максима спросить у Леса, он-то должен знать.
– Натиформа, – задумчиво проговорил Карапетян. – Наш ботаник был прав, помните его рассуждения? Женская натура в идеальном виде. Интересно, перенял ли Большой Лес что-нибудь от своих создателей? Ведь его, судя по выращенным Лесом памятникам, посадили женщины.
– Трёхликие, – качнул головой Савельев.
– Душа-то у них была одна.
– Предлагаю покрутиться немного по этому музею, да и отправляться домой. Кстати, там ближе к горизонту видится какое-то строение, не скульптура, проверим?
– Разумеется, я за.
Аэробайк облетел возвышение в форме цилиндра, в котором было просверлено отверстие шахты, и медленно двинулся над странным городом-музеем, в котором почти не было зданий, зато наличествовало более тысячи групп женских статуй разной высоты и формы, но все с тремя улыбающимися лицами неземной красоты.
Однако Карапетян первым обратил внимание на изменение лиц скульптур по мере того, как воздушный мотоцикл двигался от периферийных районов псевдогорода к центру. Если в районе расположения шахты лица статуй имели больше мужских пропорций: удлиненные и широкие подбородки, внушительные надбровные дуги и широкие скулы, – то к центральной площади «музейной экспозиции» они становились круглее, нежнее и привлекательнее. Да и «объём волос» у этих статуй был больше.
– Заметили, Сергей Макарович?
– Что?
– Женские лица стали тоньше. На периферии они ближе к мужским очертаниям. Да и фигуры стали стройнее.
Сергей Макарович вгляделся в статуи внимательнее.
Действительно, изваяния на периферии казались приземистее и шире, особенно в основании, куда упирались ниспадавшие одежды статуй. Но чем ближе сходились ряды скульптур, тем тоньше становились фигуры, сужаясь книзу и расширяясь кверху. Что это означало, понять было трудно, но метаморфозы были налицо.
– Может быть, статуи проявляют таким образом некую эволюцию вида Амазонок? Сначала они были мужчинами, потом стали изменяться, проходя стадии развития, и в конце концов превратили себя в красоток, как это делают земные трансгендеры.
– Логика в этом есть, – согласился Егор Левонович. – Хотя вопросов ваше предположение порождает много. Подождите-ка.
Савельев послушно остановил аэробайк.
Летели как раз над одной из скульптурных троек, особи которой отличались от соседней высотой и осанкой.
– Пониже, пожалуйста.
Воздушный мотоцикл плавно опустился, останавливаясь над головой центральной фигуры с грибообразным выступом «причёски». Стал виден рисунок жил, проступивший в материале статуй, похожем не то на хрусталь, не то на стекло. Но это было не стекло.
– Дерево! – с недоверием в голосе провозгласил Карапетян.
– Да ладно, Егор Левонович. Это же… минерал… или пластик…
– Смотрите, статуя сложена из множества прозрачных нитей, спрессованных друг с другом! А их конфигурация – чисто сгусток корешков или побегов!
