Сильны любовь и слава смертных дней, И красота сильна. Но смерть сильнее.
Д. Китс
Часть первая
Глава I
Первая смерть
Кто-то щелкнул пальцами, и я распахнула глаза. В ту же секунду на меня обрушились вокзальные шумы: рокот голосов, стук колес чемоданов…
Я взглянула на вагон, откуда только что вышла, затем посмотрела по сторонам и вверх. Темно-синий полукруглый навес казался черным, по нему барабанили капли дождя. Я снова растерянно осмотрелась и отступила, освобождая место новым пассажирам. Все куда-то спешили, толкались, опаздывали, встречали семью, знакомых, друзей, и только я не двигалась, застыв молчаливым истуканом.
Так, пора что-то делать.
Я сжала висящую на плече сумку и направилась к двустворчатым дверям высотой с три человеческих роста. Выйдя с вокзала, я снова остановилась и осмотрелась. Отчего-то сердце пропустило удар и забилось сильнее, будто я переступила порог новой реальности.
Я напомнила себе, что надо что-то делать, и решительно направилась через дорогу к стройному ряду такси. Ботинки то и дело попадали в лужи, в которых отражалось хмурое небо, ветер трепал волосы, собранные в хвост.
Я хоть жива-то? Мысль была странной. Я чувствовала, что существую, что мышцы работают, легкие наполняются холодным воздухом. И все же ощущение было таким, будто я где-то под землей, где-то в вымышленном мире, где костлявые ветви деревьев схватили за горло и душат.
Я буквально подбежала к ближайшему такси. Назвала водителю адрес, запрыгнув на заднее сиденье, нервно сжала пальцы на коленях. Вот тут-то беспокойные мысли вновь одолели меня.
Я подумала о маме и о том, почему она ни с того ни с сего, ничего со мной не обсудив, просто собрала мой чемодан, выставила за порог и отправила в этот город. Я покопалась в памяти, припоминая цепь событий, которые привели меня в Эттон-Крик, но странное дело, хоть все и случилось считаные часы назад, воспоминания казались такими далекими.
– Мисс, а кем вы приходитесь Харрингтонам?
Я подняла голову и наткнулась на любопытный взгляд водителя в зеркало заднего вида. Странно, что этот тип знает, к кому я направляюсь, будто Харрингтоны – это какая-то местная знаменитость. Они, говорила мама, ее младшие сводные братья. Не представляю, с какой стати они вдруг решили приютить меня. Я никогда не слышала их имен, не видела фотографий, да и вообще не подозревала об их существовании.
– Никем, – в итоге заключила я, прислонившись лбом к запотевшему стеклу. Ощущая кожей стужу, несвойственную сентябрю, я пристально всматривалась в Эттон-Крик за окном, где все казалось бесцветным, как густой туман: и небольшие кубические многоэтажки, соседствующие с готическими зданиями; и главная площадь Вирхов, через которую мы проехали; и люди в коричневых и желтых дождевиках с черными зонтами; и внушительные здания университета; и небольшие уютные магазинчики и кафе, манящие прохожих.
Время затянулось.
Я засмотрелась на Эттон-Крик из параллельного мира: на его темный цвет, серость и слякоть, на его непохожесть на другие города, поэтому не заметила, когда машина остановилась. Водитель объявил, что мы приехали, я расплатилась и, схватив сумку, нехотя выбралась из уютного салона. Подошвы ботинок во второй раз ступили в вязкую грязь, в нос ударили запахи хвои и дождя.
Особняк Харрингтонов оказался вдвое старше и больше моего дома. Он навис надо мной, поросший плющом, угрожая раздавить. Сквозь высокие кованые ворота виднелась дорожка из гравия. Извиваясь змеей, она вела сквозь траву и кустарник к мраморной лестнице, которая поднималась полукругом к высоким дубовым дверям.
Отчего-то мне стало не по себе, и я обернулась к такси, готовая запрыгнуть назад и приказать, чтобы водитель увез меня за сотни миль от этого места, но машины и след простыл.
Впрочем это был секундный порыв. Я бы никогда не сбежала.
Вместо этого я закинула сумку на плечо и подошла к ржавой калитке. Влажные стебли травы хлестали по лодыжкам и коленям, под ногами скрипнул гравий. Я вошла во двор и медленно направилась к двери. Дом, казалось, внимательно следил за мной, зловеще говоря: «Тебе не уйти, Кая Айрленд», – и у меня действительно появилось предчувствие, что назад пути нет.
Я прогнала дурные мысли и ступила под изящный полукруглый навес с фонарем, и когда занесла руку, чтобы постучать, дверь внезапно распахнулась. На пороге, суетясь, появился высокий молодой человек с зонтом. Он изумленно вытаращился на меня, пролепетав:
– П-п-привет!
Я стряхнула со лба дождевые капли и уже собралась поздороваться, но в живых глазах мужчины одновременно отразились испуг, понимание и вина, а затем он схватил меня за локоть и втащил в дом. За спиной захлопнулась дверь, отрезав меня от остального мира, сумка с плеча оказалась в руках незнакомца, а на моей голове очутилось белоснежное полотенце, пахнущее порошком и ванилью.
Я догадалась, что это Дориан Харрингтон (старший мамин сводный брат). Он щелкнул выключателем, и прихожая, и без того мрачная, будто старинная фотография, стала мрачнее из-за тусклого света люстры.
Я накрыла полотенцем шею, собираясь представиться и поблагодарить за заботу, но Дориан не дал мне и рта раскрыть:
– Прости! – Явно нервничая, он крепче сжал на своем плече мою сумку, а в другой руке зонтик. – Я действительно виноват, забыл, что ты приезжаешь именно сегодня! Господи ты боже мой, и твои вещи уже в комнате! Ты ведь Кая Айрленд? – поспешно уточнил он на всякий случай, и когда я кивнула, тоже кивнул, продолжая: – Моя смена в морге затянулась, поэтому я проспал, а теперь опаздываю…
Я украдкой бросила взгляд в сторону кухни, которая находилась за лестницей, ведущей наверх. Из-за приоткрытой двери лился яркий свет и доносился приятный аромат свежей выпечки. А еще чувствовался тяжелый запах книг и кардамона.
– Кая.
Я посмотрела на Дориана и отметила, что глаза у него добрые и полны сочувствия. Я поняла, что он ждет какой-нибудь реакции, поэтому сказала:
– Ничего, ты и не должен был меня встречать.
В этот раз я не стала смотреть по сторонам, чтобы он не думал, что я избегаю его взгляда, и молодое лицо как по волшебству разгладилось, нервная морщинка между бровей исчезла, на губах появилась спокойная улыбка. Дориан отставил зонтик к стене и, ненавязчиво взяв меня под локоть, повел в глубь дома.
Дориан Харрингтон работал в городском морге и преподавал медицинскую биологию в университете. Он не выглядел как типичный преподаватель, но и на студента не смахивал. У него были ясный, живой взгляд, модная прическа и легкая щетина, в то же время он обладал своеобразной аурой волевого человека, и это отчетливо ощущалось даже через прикосновение.
