– И да, стоит вам сразу сообщить, вы ведь все равно бы об этом узнали, – фыркнул Мэттью. – Весь район собираются перестраивать. Если продадим дом сейчас, то получим в четыре, а то и в пять раз больше рыночной цены.
– Говоришь как риэлтор, – пробормотал Ли, подняв плечи и скрестив на груди руки.
– Милый, – сказала Джун. – Я здесь риэлтор. И для нас самих это тоже непростое решение. Но домиком заинтересовались уже много покупателей! Да и земля слишком ценная.
– Земля? – повторил Ной, а потом чуть склонился вперед и нахмурился. – Они ведь не собираются его снести?
Мэттью пожал плечами.
– Может и так. Не думал, что ты такой сентиментальный, Ной.
Тот надулся и ссутулился. Сейчас он казался еще моложе, чем был: так он только сильнее походил на Ли.
– Мы ведь так много времени провели в этом доме! Это… просто это странно, знать, что его может больше не быть, – натянуто добавил он.
– И где мы теперь будем смотреть фейерверки на Четвертое июля? Это ведь была традиция. Мы поклялись, что всегда будем ездить на пляж летом! Раз уж такое дело, почему бы и Рождество тоже не отменить, а, мам?
– Ли…
– Если выручим за него неплохие деньги, сможем купить новый, – предложил Мэттью, как будто это могло помочь. – Где краска не облупляется и фильтр в бассейне не приходится переустанавливать каждый год.
– Нет! – возразил Ли. – Я вам запрещаю. Не делайте этого.
– Да, – поддержал его Ной, поерзав на стуле и скрестив руки совсем как брат.
Они всегда были такими разными, но сейчас любой бы понял, что они братья. Они выступали единым фронтом.
– В этом вопросе я поддерживаю Ли. Этот дом принадлежал нашей семье сколько… лет восемьдесят? Это ведь дом твоей бабушки, пап! Нельзя его вот так просто заменить. Не продавайте его!
Я скосила взгляд на Рейчел. Она гостила в том доме всего пару дней в прошлом году, но тоже неловко помахала рукой.
– И я тоже.
Джун вздохнула.
– Простите, ребята. Но все уже решено.
Официантка выбрала именно этот момент, чтобы принести еду.
– Ну да, как же, – тихонько пробурчал Ли, но я все равно его услышала. Он поймал мой взгляд – кажется, я никогда еще не видела его таким решительным.
Если его родители думали, что мы сдадимся без боя, то они сильно ошиблись.
Глава 3
А я-то думала, что все мои метания с Беркли и Гарвардом были плохи… но это?
Ли так и дулся на протяжении всего ужина. И Ной, к моему удивлению, от него не отставал. Они гримасничали, скалились и бормотали что-то себе под нос, с нарочитой силой втыкали в еду столовые приборы и нехорошо косились на своих родителей.
Действовали так синхронно, что это выглядело почти смешным.
Почти.
Рейчел, благослови ее Господь, пыталась хоть как-то разрядить обстановку. Старалась разговорить Ли, а когда у нее не получилось, обратилась к его родителям – с почти маниакальным энтузиазмом. Все, чтобы над столом не повисла тишина.
А я все еще пыталась свыкнуться с услышанным.
Продать пляжный домик? Я не думала, что они вообще могли рассматривать такой вариант. Это ведь был тот самый пляжный домик. Место, где мы проводили почти каждое лето своей жизни. С ним связаны одни из самых лучших моих воспоминаний. Там мы с Ли впервые научились плавать без нарукавников! Там меня ужалила медуза, когда мне было девять, и Ной на закорках тащил меня до дома. Там Ли впервые поцеловала девушка, спасательница-латиноамериканка из северной части штата, чье имя никто из нас так и не смог вспомнить.
Я глянула на Ноя: тот с силой сжимал челюсти. Однажды он вдруг стал слишком крутым, чтобы продолжать с нами общаться, но пляжный домик оставался территорией, где все ощущалось как прежде, когда мы были детьми. Там Ной продолжал с нами тусить.
Там мы впервые попробовали пиво: стащили из холодильника в День независимости, когда нам было по тринадцать. Тогда Ной начал зарабатывать репутацию плохого парня в школе, принялся нарушать правила, но пока еще включал нас в свои маленькие проказы. (На вечеринки тем же летом он нас с собой не таскал.)
Они не могли просто продать этот дом. Не могли. В том месте было столько драгоценных воспоминаний!
Этот дом был чем-то большим, чем просто куском земли, бунгало с облупляющейся краской и плохим фильтром.
У меня зазвонил телефон. Меня затопило чувство вины – нужно было поставить на беззвучный режим! – но вместо того чтобы извиниться и затолкать телефон в сумочку, я извинилась и отошла от стола.
– Нужно ответить. Сейчас вернусь.
Я еле сдержалась, чтобы бегом не побежать от повисшей над столом напряженной атмосферы.
Номер был незнакомый, но я все равно ответила.
– Да?
– Здравствуйте. Это мисс Эванс? – отрывисто спросили на том конце провода.
– Э, да. Это я.
– Мисс Эванс, это Донна Вашингтон из приемной комиссии Беркли.
Вот черт. Черт, черт, черт!
– Эм…
Я сжала зубы. Свободная рука тоже потянулась к телефону – схватиться хоть за что-нибудь. Мне нужен был якорь.
Я быстренько оглянулась.
Так, вроде все сидят довольно далеко, значит, ничего не слышат…
– Мы пытались связаться с вами несколько раз за прошедшие недели.
У меня засосало под ложечкой. Неужели я сейчас выплюну весь этот дорогущий обед прямо здесь?
Я сглотнула и произнесла:
– Простите, я… Я была очень занята… Понимаете, выдача дипломов и все такое…
Ого, Эль, браво. Отличный ответ. С такими отмазками легко представить, как ты смогла пройти в Беркли или Гарвард, ага.
– Полагаю, вы уже об этом знаете, если получали мои сообщения и письма, но мы хотим уточнить насчет вашего решения о поступлении в Беркли этой осенью.
– Что ж, я… я хотела бы узнать, можно ли… можно ли мне еще немного времени…
По голосу Донны Вашингтон было понятно, что она не собирается выслушивать мои жалкие просьбы и вопросы. Ее тон стал еще резче.
– Мы и так очень долго ждали ответа в вашем случае, мисс Эванс.
У меня вспотели ладони.
– Я… Я знаю, и я очень это ценю, но… прошу вас… я просто… Сегодня мне пришло письмо еще от одного университета, и мне нужно совсем чуть-чуть времени. Пожалуйста!
– Мисс Эванс! – голос Донны Вашингтон на секунду вселил в меня настоящий ужас. – Вынуждена сообщить вам, что у вас есть время до понедельника. Если до того момента мы не услышим от вас ответа, то нам ничего не останется, кроме как отдать ваше место другому студенту.
