— Значит, перед нами опять глухая стена, — с сожалением произнес Андрей. — Время летит, а мы топчемся на месте…
— Послушайте, — воскликнула директриса, осененная внезапной мыслью, — думаю, есть один человек, который может быть вам полезен. Если кто-то что-то и знает, то только он. Да вы, наверное, помните его. Это дядя Федя — кладбищенский сторож.
— И правда! Как мы сами не догадались поговорить с ним? — мгновенно отозвалась Алина. — Честно говоря, я совершенно забыла о нем. Вот если бы он нам встретился… Тогда, пойдемте. Нужно спешить, пока кладбище не закрыли…
— Постойте, постойте! — голос Зинаиды Сидоровны ворвался в общий гул и шум отодвигаемых стульев. — Дядя Федор уже лет пять, как не работает у нас, — друзья застыли в немом изумлении. Подобного поворота событий они не ожидали. Алина первая в полной растерянности опустилась обратно на свой стул, — я не успела вам сообщить этого.
— А где же он работает? — более требовательно, чем следовало, спросил Виктор.
— Не знаю, но сейчас попробую выяснить. Я вас оставлю ненадолго. Мне нужно сделать несколько звонков. А вы пока допивайте кофе.
Зинаида Сидоровна зашла в кабинет и плотно прикрыла дверь.
— А если она ничего не выяснит? Что тогда мы будем делать? — продолжал возмущаться Виктор.
— То же, что и раньше. Пытаться решить проблему, — ответил ему Иван.
— Пана! А твои родители не могут ничего знать? — обратилась Алина к девушке.
— Мои родители погибли, — услышав это, Алина от неожиданности зажала рот рукой. — Уже очень давно. Мне было пять лет. Они разбились на машине. Меня тогда взяли к себе соседи, с которыми мама с папой дружили. Бабе Марфе не разрешили оформить опекунство, в силу преклонного возраста. Вот так и получилось, что я осталась жить в Москве, в том же доме, что с родителями, только, в соседней квартире. А по достижении совершеннолетия, я перебралась в свою квартиру, где сейчас и живу.
— Прости меня, если можешь, — Алина пожала руку девушки. — Я вела себя, как твердолобая.
— Ничего страшного, — улыбнулась ей девушка, — ты ни в чем не виновата. Все хорошо.
— Что хорошего?! Еще одна ниточка оборвалась, — как всегда возмущенно пробубнил Виктор.
— Ну, знаешь… — начала было Алина, но договорить не успела, в комнатку вошла улыбающаяся Зинаида Сидоровна.
— Ну вот. Я все выяснила. Дядя Федор работает неподалеку, завхозом.
— А где? Где именно он работает? — нетерпеливо допытывалась Алина.
— А вот это — самое интересное, — директриса хитро сощурилась и посмотрела на друзей. — Работает он в том самом санатории, где вы остановились, — победно закончила она.
— Так, ситуация постепенно проясняется… — размышлял Андрей. — Теперь понятен смысл предсказания, — он посмотрел на Ивана. — Ясно, почему мы выбрали именно санаторий «Чародейка».
Глава 8
У Алины и Андрея появляется общая тайна
Андрей вертел в руке ножку бокала, в который улыбчивый бармен плеснул щедрую порцию коньяка. Он по очереди наклонял его из стороны в сторону, наблюдая, как крепкая жидкость неровными подтеками возвращается в исходное положение, и поверхность ее вновь становится горизонтальной. Пальцы уже устали удерживать тоненькую ножку, похожую на стебелек экзотического цветка, но он никак не мог решить: выпить содержимое бокала или поставить его на пустой стол. Андрей искал мысль в закоулках сознания, ускользающую, как только он пытался за нее ухватиться.
Вернувшись в санаторий, они не застали дядю Федю на работе. В администрации выяснили, что завхоз отпросился сегодня пораньше, еще в обед. Получалось, что встреча со старым знакомым плавно переносилась на завтра. Предстояло решить, чем заполнить пустоту наступающего вечера. Иван с Паной надумали присоединиться к Виктору в его вечернем моционе — занятиям в тренажерном зале, плавно перетекающим в бассейн. Вернее, надумал Иван, а Пана пребывала в растерянности, так как Алина, решила окунуться в волшебство спа-процедур, доверив тело опытным рукам массажиста. Она и Пану звала с собой, но робкая и стеснительная от природы, та отказалась. Что не помешало ей, однако, принять приглашение Ивана составить ему компанию. А все потому, что он умел добиваться своего, чутко угадывая настроение другого и находя именно те слова, которые больше всего подходили к ситуации.
Вот так и получилось, что Андрей остался один, отказавшись от всех приглашений. Он сидел за пустым столиком, единственный посетитель в баре, думая пить коньяк или все-таки не стоит. Было около пяти часов. До семи — времени ужина, когда все договорились встретиться в столовой, — оставалось более двух часов. Предстояло заполнить чем-то пустоту. И этим чем-то должен был стать бокал с янтарной жидкостью, который он вертел в пальцах.
Тихая музыка, нежно звучащая под сводами небольшого и уютного помещения, должна навевать романтику, затрагивать тайные струны души, порождать фантазии. Но ничего из этого не было. Она раздражала Андрея, мешая сосредоточиться и уловить ускользающую мысль. «Что-то со мной происходит в последнее время, — размышлял он. — Все эти сны, голоса. Что это? Игра воображения? Ну, ладно, сны, хотя странно, что все они на одну тему. Но голос? Его я слышал несколько раз. И всегда один и тот же, говорящий почти одно и то же. А ветер? Это было, как прикосновение, мимолетное, но прикосновение».
Так и не решился выпить, вместо этого поставил бокал на стол, продолжая гипнотизировать его взглядом. Пить горячительное окончательно расхотелось. Желудок напомнил о себе легким шевелениям, мол, пора закинуть в него что-нибудь съедобное.
Как назло в голову опять полезли непрошеные воспоминания. Детдом с его завтраками, обедами и ужинами по расписанию. На протяжении многих лет воспитанникам внушалась мысль, что так, как о них заботится государство, ни один родитель не заботится о своем ребенке. Был у них один наставник, который занимался исключительно организаторской работой. Так вот его любимыми словами были: «Домашние дети такого не едят, чем вас кормит государство». Андрей усмехнулся, вспоминая, как этот самый пузатый наставник прохаживался между рядами столов, сглатывая слюну, и заставлял всех опустошать тарелки.
Один случай особенно врезался в память. Был какой-то праздник, какой именно Андрей не помнил. В тот день, когда дети собрались в столовой на обед, Зинаида Сидоровна, зажав под мышкой большую металлическую банку, ходила от стола к столику и щедро одаривала всех, чем бы вы думали? Черной икрой! Настоящей черной икрой! Она зачерпывала полную столовую ложку и аккуратно вытряхивала ее на краешек тарелки, и так, пока не обошла всех. Нужно было видеть лицо того самого наставника, как тень следовавшего за директрисой: его взгляд был прикован к пресловутой банке, а когда ложка проделывала свой путь, он внимательно следил за ее траекторией, сглатывая усиленней обычного.
Детство — удивительная пора! Насколько просто все тогда воспринималось. Жизнь казалась легкой и незамысловатой. Несмотря на отсутствие любви со стороны воспитателей, дети тепло к ним относились. Они прощали любую строгость, нотации, наказания. Считали, что раз ругают, значит, так нужно, и они это заслужили. Не было обид, злости, только легкое огорчение иногда закрадывалось в душу.
