– Джамалутдин живой. Аллахом клянусь!
– Да, – Жубаржат кивает с облегчением, – да, конечно. Это я так просто спросила… Ну иди.
О том, что ждет меня в дороге, не хочу думать. Аллах не оставит меня Своей милостью, все будет хорошо. С этими мыслями я покидаю дом отца и вскоре, никем не замеченная, оказываюсь за окраиной села.
18
Путь до соседнего села растянулся на два часа, хотя летом я преодолела бы его раза в два быстрее. Идти пришлось медленно, увязая по самые щиколотки в каше из мокрого снега и время от времени сходя на обочину, чтобы пропустить редкие машины. Каждый раз я боялась, что вот эта нагоняющая меня машина – уж точно Загида, но спрятаться было некуда: с одной стороны тянулось бесконечное поле, с другой – лесистый пригорок, который отделял от обочины глубокий ров, заполненный водой.
Пока не стемнело, я поворачивалась к дороге спиной и вжимала голову в плечи, покуда очередной автомобиль не проезжал мимо, обдавая грязными брызгами. К счастью, никто не останавливался, чтобы спросить, не нужно ли меня подвезти. В наших краях одинокую девушку о таком не спрашивают, если только в машине не сидят плохие люди, способные на все. Честные мужчины предпочитают не замечать, что девушка идет без сопровождения.
Я шла и думала о Джамалутдине, о наших детях, о том, увижу ли их снова. Загид наверняка меня хватился и сейчас ищет, заходя в дома, где, как он думает, я могла бы укрыться. У Жубаржат он наверняка уже побывал, но ушел ни с чем, это точно.
Примерно на середине пути стемнело, и я перестала опасаться, что меня кто-нибудь увидит. Я не боялась темноты и безлюдья, ничего со мной тут случиться не могло. Эти места я знаю с детства, хоть и ходила в соседнее село довольно редко. Когда дорога резко повернула вправо, вдали, на возвышенности, завиднелись редкие огоньки села. От радости, что мое путешествие почти закончилось, я прибавила шаг, не чувствуя усталости и не обращая внимания на мерзкий хлюпающий звук в промокших ботинках.
Когда я поравнялась с первым домом, время, должно быть, перевалило за восемь. Конечно, в такой час, да еще в такую погоду, улица была пустынна. В домах горел свет, но во дворы было не попасть, потому что ворота запираются на ночь. Как же мне найти дом Алишеровых?..
К счастью, я приметила продуктовый магазин, стоящий на маленькой квадратной площади в самом начале села. Туда я и отправилась в надежде, что магазин еще открыт.
Продавщица – пожилая женщина в темном платке и потрепанном пальто – гремела ключами, запирая входную дверь. Услышав мой голос, она едва не подскочила от неожиданности и недовольно буркнула:
– Закрываю уже, завтра приходи!
– Мне не за покупками, апа, а спросить…
Вглядевшись в мое лицо, освещенное светом фонаря, женщина всплеснула руками:
– Ай, так ты не местная! То-то слышу, голос незнакомый. Откуда ты и что тут делаешь?
– Алишеровых ищу. Не знаете, где их дом?
– Да как не знать, когда мы соседи! Ты не сестра ли Генже?
– Сестра, – решилась я соврать; мало ли кто там у Генже в подругах ходит, сестра-то звучит куда убедительней.
– Вот и смотрю, вроде, похожа. – Продавщица кивнула, радуясь своей наблюдательности. – Ну иди за мной. Я тебе их ворота покажу.
Чавкая жижей под ногами, мы шли минут пятнадцать, и за это время ни одна живая душа не попалась нам навстречу. Еще похолодало, ветер нес по небу низкие облака, и я ждала, что в любую минуту пойдет мокрый снег. Наконец женщина остановилась и указала на забор, за которым смутно виднелась крыша высокого дома.
– Там Алишеровы. Только громче стучи, могут не услышать. Ну а я домой.
Я осталась одна на темной улице. Медлить было нельзя, я продрогла и не чувствовала промокших ног. От усталости и волнения у меня, кажется, поднялась температура. На всякий случай я толкнула калитку, но она не поддалась. Тогда я стала стучать. Сначала молча, а потом, не зная, что кричать, стала звать Генже по имени. Время от времени я прекращала стучать и прислушивалась, не подошел ли кто к калитке с той стороны. Наконец стала бить в калитку ногами, почти плача от отчаяния, что достигла цели, а пускать меня не хотят.
– Кто там? – вдруг громко спросил мужской голос, и я тут же закричала:
– Откройте! Я к Генже!
Послышался шум отпираемого замка, калитка распахнулась. Мне в лицо ударил луч фонаря, и я зажмурилась и прикрыла лицо рукой. Фонарь сместился ниже. Я увидела мужчину с худым лицом и черными усами, в накинутой на плечи непромокаемой куртке. Это может быть или муж Генже, или один из его братьев. Его лицо показалось мне незлым, только глаза смотрели подозрительно.
– Генже здесь живет? – спросила я слабым голосом.
– Здесь. А зачем она тебе? – Взгляд мужчины стал еще более подозрительным.
– Я подруга ее, Салихат. Мы выросли вместе и дружили, пока она замуж не вышла.
– Но тебя на свадьбе не было, – сказал мужчина, не спрашивая, а утверждая.
– Я тогда только ребенка родила, и муж не пустил так далеко. Но я хотела, правда…
– Проходи. – Мужчина распахнул калитку.
Я проскочила мимо него, выдохнув от облегчения. Через выложенный досками двор мы пошли к дому. Мужчина впустил меня в прихожую и велел:
– Грязную обувь сними.
Я быстро скинула с ног разбухшие ботинки, стянула пальто, оставшись в кофте с длинной юбкой, платке и толстых вязаных чулках. В этот момент дверь распахнулась, и Генже с радостным криком повисла на моей шее.
И вот я сижу в уютной кухне и пью который по счету стакан горячего чаю, закусывая колотым сахаром и сырными лепешками. Напротив сидит Генже, подкладывает на тарелку лепешки, хотя в меня уже не лезет. Не могу поверить, что у меня все получилось: и добраться досюда, и найти дом Генже, и попасть в него, несмотря на запертые ворота.
Когда Генже наконец убедилась, что глаза ее не обманывают и перед ней действительно я, она, не задавая лишних вопросов, перво-наперво показала, где у них уборная, а потом спросила, не нужно ли мне совершить намаз, и отвела в специальную комнату.
Пока я подкреплялась, Генже рассказала о своей жизни в замужестве. Человек, впустивший меня, и правда оказался ее мужем Иршадом. Помимо них, в доме живут родители Иршада, два его младших брата, оба пока не женатые, и младшая сестра, которую уже засватали. У Генже оказалось двое детей: двухлетняя Басират и трехмесячный Галид, в это время они уже спали. Генже выглядела здоровой, ухоженной и счастливой, поэтому я за нее порадовалась: она, скорее всего, и думать забыла про Фаттаха. Спросить прямо я постеснялась, рассудив, что Генже и сама скажет, если захочет.
Выпив весь чай, я готова рассказать свою историю. Генже ведет меня в залу женской половины, здесь нам не помешают, говорит она, свекровь и сестра мужа рано ложатся спать.
