Однако никакого Фантомаса на витрине не оказалось. Вот ведь какой врун Лемешев! Для надежности я решил изучить не только снимки, висящие на леске, но и те, что разложены внизу, между блокнотами, телефонными книжечками, карандашами и комплектами открыток «Москва – город-герой».
Вдруг на глаза мне попались темные очки необыкновенной красоты и всего-навсего за восемьдесят копеек! Не может быть! Они были янтарного цвета с чуть приподнятыми черными углами, как в фильме «Его звали Роберт».
Эдик, лучший ныряльщик Нового Афона, носил точно такие же и уверял, будто купил их на рынке в Сухуми за десять рублей, так как это «чистый импорт», а точнее, турецкая контрабанда! Мурашки пробежали по моему телу. В прошлом году я, как малолетка, ходил по субтропикам без очков и чувствовал себя неполноценным, даром что из Москвы. Надо брать! Но тогда не хватит денег на стрижку… Я отрицательно помотал головой, запрещая себе этот безумный поступок, и грустно побрел ко второму светофору, чтобы перейти на улицу Куйбышева, которую все называют Ильинкой.
Снова горел красный свет, и пока я ждал, мне в голову пришла гениальная идея: хватаю очки, а на стрижку беру в долг у государства. Почему бы и нет? Ведь государство занимает у советских людей деньги, если это необходимо стране! В раннем детстве мне попалась в серванте железная коробка со странными зелеными бумажками, напоминавшими купюры. Умея немного читать, я разобрал: «Государственный заем восстановления и развития народного хозяйства». Назывались эти бумажки облигациями, и на них стояло: 25, 50, 100 и даже 200 рублей. Самая старая облигация была 1947 года, а самая свежая – 1961-го. Ко мне как раз заглянул в гости Петька Коровяков, и мы стали играть в карты, в «Пьяницу», точно взрослые, ставя на кон эти бумажки.
Пришла с работы Лида и страшно раскричалась:
– Кто вам разрешил взять ценные бумаги! – Она отняла у нас облигации, бережно сложила в железную коробку и строго-настрого запретила впредь к ним прикасаться.
Петька пожал плечами.
– Тетя Лида, зачем вы так волнуетесь? Это же фантики. Денег никто вам за них никогда не вернет. Ими можно сортир обклеивать… – явно повторяя чьи-то слова, заявил мой приятель Пека.
– Кто же тебе такое сказал, мальчик?
– Мама.
– Очень странно! Галина Терентьевна – образованная женщина, главный технолог и говорит такие непонятные вещи… Да, государство заняло у народа деньги, чтобы поднять экономику, а потом обязательно вернет нам все до копейки!
– Когда рак свистнет… – усмехнулся Коровяков.
– Вернет! – твердо повторила Лида. – А с Галиной Терентьевной я поговорю!
И видимо, поговорила, так как Петьке надолго запретили ходить к нам в гости, а меня даже не позвали к нему на день рождения, хотя, как рассказал потом Мишка, там было полно детей и выкатили огромный кремовый торт с зажженными свечками, которые Петька задул только с третьего раза.
Так вот, почему бы и мне не занять денег у государства? Решено: поеду не на метро, а на троллейбусе. Там, если опускаешь в кассу серебро, потом из тех монет, что передают на оплату другие пассажиры, отсчитываешь себе сдачу медью. За тем, сколько кто опустил и потом взял, никто особо не следит, разве какой-нибудь дотошный пенсионер. Но если повезет, можно преспокойно собрать сорок копеек на стрижку, а потом, когда появятся лишние деньги, вернуть в казну. На день рождения мне обязательно дадут, как говорит дядя Юра, «на бедность», и государству не придется ждать, как трудящимся, двадцать с лишним лет. Самое большее – три месяца…
Я бегом вернулся от светофора к киоску и попросил продавщицу:
– Покажите!
– Что? – уточнила она, отрываясь от «Крокодила».
– Очки.
– Вот, пожалуйста, молодой человек. Очень к вашей куртке подойдут.
– Спасибо! – поблагодарил я, подумав, что к этой идиотской куртке лучше всего подойдет клетчатая кепка клоуна Олега Попова, чья фотография всегда есть в продаже.
Я примерил очки, сидели они плотно, в нос не впивались, уши дужками не резали. В витринном стекле отразилась моя совершенно шпионская рожа.
– Просто Бельмондо! – восхитилась киоскерша.
– Импорт?
– Отечественные, но оч-чень модные. Умеют у нас делать, когда захотят. Бери, паренек, последние!
«Да что ж это такое! Все у них последнее, что ни возьми!»
– Скажите, – небрежно отдавая рубль, поинтересовался я. – У вас случайно нет в продаже фотографии Жана Маре?
– Была, но разобрали.
– В роли Фантомаса?
– Нет, просто сам Жан Маре в пиджаке и галстуке.
– А в роли Фантомаса?
– Скажешь тоже! Кому эта зеленая морда нужна? – засмеялась она, отсчитывая медь.
– А можно двугривенный?
– Посмотрю, вроде был где-то…
24. Секретный контролер
Зажав двугривенный в кулаке, я отправился на остановку, нацепил на нос новые темные очки. В кино так всегда поступают злоумышленники, когда идут на дело, и милиция вполне могла бы задерживать их в таком вызывающе подозрительном виде еще на пути к месту преступления. Окружающий мир стал зеленовато-мрачным, а прохожие, в особенности лысые дядьки, удивительно напоминали теперь Фантомасов, запросто разгуливающих по московским улицам.
На остановке, возле сберкассы, скопилось довольно много людей: народ уже двинулся с работы домой и нервничал, ожидая запропастившийся транспорт.
«А ведь и рубль можно собрать запросто! – подумал я, но тут же отогнал эту неправильную мысль. – Нет, позаимствую у государства ровно двадцать четыре копейки – на стрижку и обязательно верну со временем…»
Слева от остановки, за сберкассой, располагалась булочная-кондитерская, где бабушка Аня покупала «ситники», Лида – пирожное «Картошка», которую я просто обожаю, а тетя Валя брала восхитительный торт «Подарочный», пропитанный кремом, весь усеянный орехами и обсыпанный сахарной пудрой. Из булочной ветер приносил нежный запах сдобы. Когда в детстве я гостил у Батуриных, мы с Мотей сюда часто наведывались. Из его окон была видна полукруглая подворотня, куда заезжал хлебный фургон со свежей выпечкой. Главное – не прозевать! Толстяк влетал в комнату Башашкиных и кричал:
– Подъем, товар-р-рищ часовой, срочно одевайся, а то опоздаем!
Я вскакивал как ужаленный.
– Юрочка, ты куда? – спрашивала бабушка Елизавета Михайловна.
– За орешками!
Батоны, булки, караваи, халы, плюшки, бублики, баранки, ромовые бабы и все остальное хлебное богатство в магазин доставляли в застеленных пергаментом деревянных ящиках-лотках, которые вынимали из фургона, как противни из духовки. Так вот, в одном или двух ящиках таились калорийные булочки с изюмом и жареными орешками, приставшими к верхней румяной корочке. В тех же лотках везли кексы, венгерские ватрушки, густо обсыпанными сахарной пудрой.
