Устав надежно защищал «красного» юнкера от цука — но и последствия не заставили себя ждать. Прямо на моих глазах сидевшие рядом с Артемом первокурсники сначала отодвинулись на лавках — а потом и вовсе подхватили свои порцайки и расползлись по соседним столам.
Я поймал на себе недобрый взгляд Куракина, но на этом все и закончилось — выяснять отношения белобрысый князь явно не спешил. То ли боялся снова нарваться на сдачу, то ли…
— Выкуси, ваше сиятельство. — Богдан довольно оскалился, опуская галету в чай. — Теперь тебе, Горчаков, ни одна зараза не страшна. С таким-то дядькой…
Занятно. Похоже, слухи в училище распространялись со скоростью несущегося на всех парах «Понтиака». Или Богдан обладал какой-то особенной способностью узнавать все первым.
— Дядька как дядька. — Я пожал плечами. — Вроде нормальный… А чем он твоего отличается?
— Так он же целый майор! — отозвался Богдан.
— Так, обожди. — Я вспомнил Ивановы унтер-офицерские погоны. — Какой же он тебе…
— Ну, в смысле — не настоящий майор, а старик. — Богдан опрокинул себе в рот остатки чая. — Так называют тех, кто на старшем курсе на два года остается. Поговаривают, Сечин то ли науку какую не сдал, то ли с замом ротного в феврале подрался — вот и загремел. Зато он тут все ходы и выходы знает. По стрельбе и рукопашному — во всем училище первый!
Понятно. Значит, «майор» — не только самый старший на курсе, но еще и оставшийся на второй год в «господах подпоручиках». Занятная личность.
— В том году так никого в племянники и не взял, хоть его молодые неделями упрашивали. Не хочу, говорит — и все тут… А тебя вот выделил, — продолжил Богдан. — Подольский крутой, а Сечин то и покруче будет. Он же не из кадетского корпуса, не из гимназии, а прямо из полка сюда пришел! Раньше на Кавказе унтером служил на границе, чуть ли не с османами воевал… У него и медали есть. А еще…
— Горчаков?..
Я не заметил, как ротный подошел. Хотя мог бы — с приближением грозного штабс-капитана Симонова болтовня за столами вокруг стихала.
— Здравия желаю, ваше высокоблагородие! — отозвался я, вскакивая с места и вытягивая руки по швам.
— Вольно, господин юнкер. — Ротный махнул рукой. — Пройдемте за мной. К вам… посетитель.
Глава 7
— Вот ты какой… господин юнкер.
Андрей Георгиевич стоял в коридоре, подпирая стену могучей спиной, но когда мы вышли из столовой — шагнул навстречу. Ротный тут же кивнул ему, развернулся на каблуках и молча удалился. Эти двое явно понимали друг друга без лишних слов, хоть один уже давно покинул полк, а второй и вовсе расстался с военной формой много лет назад.
Вполне возможно, Андрею Георгиевичу даже не пришлось ссылаться на деда, чтобы встретиться со мной — хватило и собственного авторитета… и звания. Штабс-капитан гвардии едва ли мог отказать в просьбе полковнику — даже если тот уже давно не носил погон.
— Здравствуйте… — проговорил я, протягивая ладонь. — Вот уж не думал…
— Да чего ты тут разводишь. — Андрей Георгиевич вдруг обнял меня и хлопнул по спине огромной ручищей. — Еще бы по уставу обратился… Всего четыре дня тут, а поди — уже забыл старика?
Мы действительно не встречались уже неделю или даже две. Сначала Андрей Георгиевич куда-то исчез из Елизаветино, а потом и я перебрался в дом на Мойке — поближе к училищу. Обсудить мое зачисление в юнкера мы, конечно же, успели, но в форме он меня еще не видел.
И это, видимо, и растрогало старого безопасника. Да так, что я заметил в его единственном глазу что-то отдаленно похожее на слезу.
— Вас забудешь, Андрей Георгиевич. — Я осторожно вывернулся из медвежьей хватки. — Да и прошло-то всего… Только вчера под ночь заселили.
— И как тебе? С сослуживцами общий язык нашел? — спросил безопасник.
И вдруг хлопнул себя по лбу.
— Тьфу ты… Совсем уже без памяти стал, старый. — Андрей Георгиевич взял меня под руку и потянул к лестнице. — Пойдем! По пути как раз все и расскажешь.
— Как — пойдем? — не понял я. — Так мне сейчас же в классы, на занятия, до сигнала…
— Отставить классы. — Андрей Георгиевич неторопливо зашагал по коридору. — Дед сказал тебя в Елизаветино отвезти. До вечера, стало быть.
Ничего себе.
— А как же… ротный? — Я на всякий случай даже оглянулся. — Симонов…
— Ротный в курсе. Я передал ему дедушкину просьбу, — отозвался Андрей Георгиевич. — Так что на сегодня ты от занятий освобождаешься. Идем.
Такая вот просьба. И попробуй, что называется, откажи. Я представления не имел, зачем вдруг понадобился деду в родовом гнезде Горчаковых. В конце концов, с упрямого старца бы сталось забрать меня домой из чистой вредности. Государыня Императрица могла убедить его зачислить меня в военное училище… но не держать меня там все три курса — как полагается.
Нет, едва ли — слишком уж дед сам напирал на то, что немного дисциплины нерадивому отпрыску рода Горчаковых не повредит. И я еду домой только до вечера. А значит…
Пока мы спускались по лестнице, Андрей Георгиевич молчал — видимо, чтобы дать мне достаточно времени переварить занятную новость. Заговорил он, только когда я спросил, что деду вообще от меня понадобилось. И было ли оно действительно настолько важным, чтобы прогулять первый же учебный день.
— Чего не знаю — того не знаю, Саня, — честно признался Андрей Георгиевич. — Сказано было только тебя домой привезти. В целости и сохранности.
Я снова погрузился в раздумья — и безопасник мне не мешал. Прошел к выходу на первом этаже, кивнул дежурному офицеру — видимо, того уже предупредили, что один из воспитанников не вернется до вечера — спустился по ступенькам и направился к машине.
Той самой двадцать третьей «Волге», которую я искалечил о поребрик на набережной у дома. Машина избавилась от вмятин и царапин слева и обзавелась новым лобовым стеклом вместо того, что я высадил Булавой. Обрела прежний вид и даже будто заблестела еще ярче. Ее можно было починить, просто заменив сломанные детали новыми… в отличие от несовершенного и хрупкого человеческого тела.
За разбитую «Волгу» Андрей Георгиевич мне так ничего и не сказал.
За руль я просится не стал, хотя скорость помогла бы разогнать некстати накатившие воспоминания. Уселся на пассажирское кресло, закрыл дверцу, щелкнул ремнем безопасности — и молчал, пока не заговорил Андрей Георгиевич.
— Ну, ты хоть расскажи, — начал он, — как тебе жизнь служивая?
Я рассказал. Почти все — умолчав только о драке с его сиятельством князем Куракиным. На серьезную угрозу моей драгоценной персоне четверо зарвавшихся второкурсников никак не тянули, а если узнает дед — можно ожидать чего угодно. Да и сам Андрей Георгиевич вряд ли стал бы хвалить меня за безобразие.
